- Чтобы планка твоя не лопнула, - хмуро отвечал Джим, вдыхая сомнительные запахи небогатых кухонь. – Тупой гвоздь пробивает волокна древесины, входит в основу и притягивает рейку. А острый – раздвигает волокна. Потому и планки на твоей двери все полопались при прошлом ремонте. И это не щипцы, а кусачки!

- Билли! Какой ты умный! Какой ты умелый! А тебя нельзя нанять на весь ремонт? – спрашивали его.

- Нельзя, - отвечал Джим. – Я здесь проездом. Куда проездом? Из Города в Город. Сколько за работу? А сколько не жалко.

Он держал молоток в руках первый раз в жизни, но оказалось, что это куда как проще, чем держать в руке меч, а всплывшие в голове многочисленные книги о домашних хитростях и в самом деле сделали его неплохим плотником. В трактир Джим пришел не только с ящиком инструментов, но и с горстью медяков в кармане, с жирной помадой на обеих щеках, которую, скрывали визуары, и с холщевой сумкой, в которой побулькивали три бутылки первоклассного муншайна[3].

Анна как будто узнала его сразу. Узнала, даже не взглянув на ящик с инструментами. Дождалась, когда хозяйки, наконец, отстанут от плотника, и крикнула в сторону кухни:

- Билли как обычно! Два пива, жареные колбаски, фасоль и картошка! И томатный сок!

Джим слегка удивился собственным предпочтениям, уселся за столик в углу, но моментально поднесенное угощение оказалось как раз кстати. Фасоль как будто смягчала картошку, та придавала фасоли резкость, томатный сок все сглаживал, а колбаски обнаруживали под сочащейся жиром оболочкой смысл всей трапезы. Пиво же просто служило источником удовольствия, странно совпадая с неспешным бормотанием кантри певца из динамиков над стойкой.

Быстро перекусив, Джим принялся осматривать над краем пивной кружки зал, поскольку отсутствие новых объявлений на доске он отметил сразу. Народу было не слишком много, чуть более полутора десятков человек, причем вряд ли кто-то из них добрался до трактира Анны с единственной целью вкусить ее блюд. Не считая четверых охранников, которые отмечали недалеко от стойки смену караула, гостями заведения Анны были двое высоких чужаков в походных плащах, отдаленно похожих на эльфийские, трое подозрительных личностей несвежего вида с бородами и усами, двое явно заблудившихся офисных клерков, полустертый сумраком противоположного угла зала неприятный тип с тяжелым лицом и длинными черными волосами, кто-то в черном плаще с капюшоном, согнувшийся над своим блюдом, и троица, которая заставила Джима на мгновение замереть. Посреди зала за одним из столов сидели Тюр и Рандгрид, как будто Себастьян и не выпустил несколько пуль в обоих почти в упор. Рандгрид, откинувшись в кресле, поигрывала рукоятью своей плети, а Тюр рассматривал собственную механическую руку и как будто тренировал ее, поочередно щелкая пальцами – большой – указательный, большой – средний, большой – безымянный, большой – мизинец. Третий, сидевший с ними за одним столом широкоплечий здоровяк в странном раздвоенном головном уборе с пышным шлейфом, свисающим на спину, повернулся к человеку в капюшоне и прошипел что-то, заставив Джима поперхнуться. Это был кинокефал. Впрочем, кинокефалом оказался и человек в капюшоне. Он кивнул, подпрыгнул и тенью метнулся к выходу.