– Кажется, вам нехорошо.

Он помотал головой:

– Я… Я в порядке. – Шагнув прочь от плаката, он провел рукой по волосам. – Я в порядке.

Ложь далась ему так легко, потому что он тринадцать лет подряд повторял ее.

– Я…

Я должен поговорить с вами. Но он разваливался на куски. Он не мог объявить Хюльде о своих намерениях, пока разваливался. Она не захочет его такого, разваливающегося, так же, как и Эбба не захотела…

Он прочистил горло. Снова отчаянно попытался уцепиться за настоящее.

– Я… Я встречусь с вами возле лодки. Погодите, нет. – Он не хотел, чтобы Хюльда плыла домой одна, в темноте, не так скоро после нападения. Зажмурившись, он мысленно подсчитал. Да, он успеет. Вернет ее на остров и снова приплывет сюда.

– Нам нужно возвращаться. Мне нужно… – Он взволнованно показал на плакат. – Мне нужно сделать это.

Хюльда, застыв, перевела взгляд с него на плакат.

– Но это же в Манчестере.

– Я знаю. Знаю. – Он потер глаза. – Но я должен… Я должен увидеть ее. Я должен узнать. – Он мог бы взять Хюльду с собой, но тогда она увидит, насколько же он на самом деле сломан. Она увидит, как обломки выпирают из темноты, распарывают его, превращают его в перегной…

Он отвернулся от плаката и двинулся к причалу. Его мысли превратились в пчел, а череп – в улей, и все покрывал липкий мед. Это не могло быть совпадением. Ее семья отказалась разговаривать с ним. Ни тогда, ни в ответ на письма, которые он им писал в последующие года. Он никогда этого не понимал, но теперь поймет. Теперь он поймет.

Хюльды рядом с ним не было. Он обернулся.

– Хюльда? Пожалуйста, мне нужно…

Она покачала головой.