Благодаря тому, что ее конвоир потерял равновесие, Хюльда смогла достаточно изогнуться, чтобы увидеть насквозь промокшего от дождя повара, стоящего в дверях, тяжело дыша.
– Он не убийца, – его голос был холоден, как ноябрьское небо.
Охранник проигнорировал их. Остальным он сказал:
– Верните их в камеру.
– Нет, – взмолилась Хюльда, но прозвучало это, скорее, как предсмертный вздох. Им отсюда не выбраться. Мира не могла умереть… Хюльда не могла это принять. А если правда… тогда у них не было способа доказать, что они ее не убивали. Из этой ситуации не было выхода: ни залога, ни побега, ни жизни после тюрьмы. Ни снисхождения.
Как… как это вообще возможно? Неужели Бэйли так сильно их ненавидел? Кем он манипулировал, чтобы выписать этот ордер?
Охранник пихнул ее в сторону коридора, назад к клетке…
Гавкнула собака.
Она сперва едва это заметила, но та гавкнула снова, и еще раз, пока главный тюремщик не заорал:
– Уберите отсюда эту шавку!
Хюльда оглянулась через плечо.
Вся тюрьма начала трястись.
Камни задрожали вокруг нее, роняя маленькие кусочки цемента ей на голову. Большой участок стены справа от нее вырвался в облаке пыли и бросился вперед, врезавшись в ее конвоира с такой силой, что оба они упали. Мужчина выпустил ее, и она откатилась прочь.
Хюльда знала эти чары. Она видела их несколько раз, когда они охватывали Уимбрел Хаус. Кровь неслась по венам, она заставила себя подняться с дрожащих булыжников и чуть не упала снова, когда отдельные камни вырвались из мощеного пола и снежками полетели в охранников – не смертельные удары, но каменные глыбы били в животы и бедра достаточно сильно, чтобы оставить приличные синяки.
Дверь рушилась. Левая стена отделилась от пола и двинулась вперед.
Ее предплечье схватила рука – не Мерритта, а Батиста. Он не произнес ни слова – один лишь взгляд в его блестящие глаза сказал Хюльде все, что ей требовалось знать.
Если она вернется в ту камеру, они никогда ее не выпустят.
Так что, когда француз потащил ее к двери и в нарастающую бурю, она последовала не раздумывая.
Что-то в тюрьме громко застонало, как будто все здание было готово вот-вот обрушиться.