Дети тут же закивали, и няня махнув на них рукой, принялась за помощниц.

— А вы чего стоите? Вам что велено было? — ругала она девиц. — И чтобы всё, что видели и слышали тут, сразу же забыли, как за дверями окажетесь! Кто проболтается, князь обещал сечь до смерти. Уразумели?

Девицы только кивали и бледнели, а после быстро принялись за дело. День прошел в беззаботных занятиях и мрачных думах о будущем. Весемира ходила по пятам, Ратислав не отставал, но почему-то больше не приближался близко к старшей сестре. Брат явно как-то странно воспринял весть о бремени Огнеславы. «Ещё слишком мал, чтобы понять», — думала она, поглядывая на то, как хмурилось личико младшего. Когда солнце скрылось, погружая мир во мрак, подумалось, что сейчас Горан, наверное, уже пришел в себя. «Крепись, милый…» — прошептала, глядя на потемневшие окна, понимая, что тени расскажут ему всё, что произошло.

— Огнеслава, ты что, сама с собой разговариваешь? — удивилась Весемира.

— Тебе показалось, — улыбнулась молодая княгиня, отворачиваясь от окна и подходя к брату и сестре, которые забавлялись игрой в бирюльки. — Ну что, кто победил?

— Ты грустная, — отложив свои палочки, всмотрелась в её лицо Весемира. — Если тебя в Зеяжске обижают, оставайся дома, с нами.

Девка-помощница, собрав со стола пустые чашки, вышла прочь. Огнеслава погладила сестру по голове и вздохнула.

— Мой дом теперь там. Я хочу вернуться и очень скучаю, — призналась она, видя недоверие в глазах сестренки. — Вернусь сразу, как смогу.

— Ты так говоришь, потому, что боишься? — хмуря не по-детски суровое личико, поинтересовался брат.

— Чего мне боятся? — удивилась Огнеслава.

Ратислав замялся, будто сомневаясь, говорить или нет, но потом собрался с духом и прошептал:

— Чудовища.

— Какое такое чудовище, о чем ты?

— Зимой к батюшке приходил старец. Он сказал, что выдали тебя не за князя, а за чудовище. Батюшка тогда решил, что он пойдет на войну с дядькой Вышатой, чтобы тебя освободить, — широко раскрыв глаза, прошептал Ратислав.

— Ты что! — возмутилась Весемира. — Матушка же запретила!

— А я никому чужим не сказал, — ответил брат. — Огнеслава, а у тебя там тоже чудовище?

Ратислав указал пальцем на пояс, из-под которого уже был заметен, слегка округлившийся, живот старшей сестры. Молодая княгиня потеряла дар речи. Она смотрела то на брата, то на сестру и холодела от мыслей, что роились в голове.

— Это неправда! — ответила, наконец, Огнеслава. — Старик обманул вас!

— Да?

— Конечно! Могу поклясться своей жизнью! — уверенно произнесла старшая сестра. — У меня будет такой же замечательный мальчик, как и ты, а князь самый настоящий человек, лучший, из тех, что я знаю.