– Кинжал! – крикнула Сарнай чародею. – Дай мне кинжал!

Эдан кинул ей оружие, метеоритно-железное лезвие прочертило голубую дугу в воздухе. Рукоять легла прямо в ладонь Сарнай, и она крутанула клинком, срезая амулет с шеи отца. Разозлившись, он замахнулся на нее.

Сарнай пригнулась, и меч попал по шее ее лошади. Та заржала и встала на дыбы, а затем упала на колени, издавая предсмертный жалобный стон. В последний момент леди Сарнай соскочила с седла и побежала со всех ног.

Гиюрак кинулась за ней, но Эдан набросился на нее сзади. Я могла либо спасти его… либо забрать амулет у леди Сарнай. Снег защипал мои глаза, и я закусила губу до крови. Только один выбор положит конец этой войне.

Резко свернув, чтобы перехватить дочь шаньсэня, я взмыла вверх, пытаясь обратить ее внимание на себя.

– Отдайте мне амулет! Я уничтожу его!

Она не мешкала. Лошадь шаньсэня уже наступала ей на пятки, но леди Сарнай успела кинуть амулет мне.

Я прыгнула, впилась ногтями в глянцевую черную поверхность и крепко сжала его в кулаке.

Амулет зашипел в моей ладони, от вырезанного тигра повалил дым. Я чувствовала ярость Гиюрак, когда та отшвырнула Эдана и бросилась в мою сторону. Вся армия шаньсэня сосредоточилась на мне.

Лязг мечей, свист стрел. По команде военачальника в меня полетел залп. Острые наконечники пронзили кожу, зацепили голени и локти, вонзились в спину. Но я ничего не чувствовала.

Мое время в качестве Майи закончилось.

Этого момента я боялась больше всего – момента, когда я стану демоном. Но теперь, когда он наступил, я не испытывала страха. Голос демона пытался меня успокоить.

«Больно не будет. Только представь, какой ты станешь сильной! Даже могущественнее Гиюрак».

Но ее слова не имели никакого отношения к моему умиротворенному состоянию. Она понятия не имела, что грядет.

Моя грудь сжалась. Я не почувствовала боли, только волну тепла, растапливающую холод, который сковывал меня последние месяцы.

Я отдалась на милость огню. Амулет Гиюрак по-прежнему дымился на ладони, тигриная голова и обсидиан плавились, пока от них не осталась только горстка песка, просочившегося сквозь мои пальцы.

Воздух пронзили два крика. Сперва Гиюрак, а затем и шаньсэня, упавшего с лошади на землю.

Пойманная посредине прыжка, Гиюрак начала тлеть, от ее плоти поднялись ленты дыма, пока не остались только рубиновые глаза. Но затем и они потускнели, и ветер смел их пепел.

В ту же секунду шаньсэнь потерял свое могущество и стал дряхлым старикашкой, постарев не по годам. Всем своим видом он показывал поражение: его колени опустились на землю, спина сгорбилась, руки безвольно повисли. Казалось, он не двигался целую вечность, но затем все же снял шлем. Его волосы поседели.