– Не заслуживаешь утешения?

– Не заслуживаю. Кэтрин, я совершал нехорошие вещи, – дрожь исчезла из его голоса, но в нем ощущалось напряжение, которое делало мне больно. – Те самые нехорошие вещи, после которых никто не возвращается обратно. И я подвел Лару. Мы до сих пор не знаем, кто ее убил.

В моем желудке свернулся остаток бренди. Я не могла сказать ему, что тайна раскрыта. Если Кавендиш когда-нибудь узнает…

Бастиан сжался в клубок.

– Эти кошмары – самая малость того, что я заслуживаю.

– К черту заслуги, – я не могла утешить его и сказать правду, но я могла обнять его.

Я прижалась к нему со спины и обхватила его руками.

Он напрягся, несомненно, чтобы оттолкнуть меня, но… он просто замер, словно не зная, сопротивляться или сдаться.

Под моей ладонью его грудь бешено гудела.

– Как же у тебя сердце колотится. – Я зарылась лицом в его волосы, вдыхая аромат кедра и бергамота, и это дало мне силы возразить. – Нам не обязательно говорить об этом. Но сейчас тебе нужен кто-то рядом. Ты спас меня: позволь сегодня мне тебя спасти.

Он не шевелился, и я буквально слышала, как он принимает решение. Под моей рукой его сердце успокоилось, а вокруг нас тени превратились в легкую рябь. Однако его тело оставалось напряженным.

– Пожалуйста, – произнесла я, уткнувшись в его шею.

По его телу пробежала дрожь, а затем напряжение в мышцах постепенно растаяло. Он прижался ко мне, и я смогла свернуться вокруг него.

– Я с тобой, Бастиан. Кошмары ушли, и я буду охранять тебя от них до самого восхода солнца.

Он ближе притянул меня к себе, прижимая мою руку к своей груди. В тусклом свете его тени скользили по дивану, натягивая на нас одеяло.

Постепенно его дыхание замедлилось, а бешеный стук сердца превратился в ровный и сильный.

Он уснул, а я не могла.

И отравить его я тоже не могла. Не после всего этого.

Что бы он ни должен был сделать для своей королевы или страны, это было таким же тусклым и далеким, как и воспоминания, преследовавшие его.

Гораздо ближе и ярче было чувство в моей груди. Оно хотело этого мужчину независимо, был ли он уязвим, жесток или добр. И даже если оно не могло обладать им, оно хотело, чтобы он был в безопасности.