– А тебе не будет трудно? – спросила она. – Ну, когда настанет момент…

– Официально предать человека, который дал мне все? – Уэсли издал странный звук – наполовину смех, наполовину вздох – и ответил: – Нет.

Он сделал еще один глоток. Тавия не знала – стало ли это попыткой скрыть ложь или утопить горькую правду.

– Самое забавное то, что он не увидит в этом предательства. Глава будет гордиться мной, – сказал Уэсли. – За то, что я зашел так далеко.

– А что насчет той девушки?

Да, той юной Мастерицы из его сожаления.

Тавия не могла понять, каким образом она столько времени ничего не знала об этом. Ни о дружбе Уэсли с Мастерицей, ни о том, что та пробралась в его разум, – и уж точно не об ее призраке, который все еще жил там.

Тавия непрестанно думала об этом. Тысячи различных вопросов роились у нее в голове. Однако девушка не была уверена, что Уэсли ответит хотя бы на один. Поэтому Тавия выбрала самый важный – просто на всякий случай.

– Ты слышишь ее сейчас?

Уэсли поднес пальцы к своему запястью. Сначала Тавии показалось, будто он трогает свои шрамы, рассеянно прижимая руку к старым ранам, скрытым под линиями татуировки. Или, быть может, ищет клочок кожи, не испещренный изображением кварталов Крейдже. Малую часть себя, нетронутую, незапятнанную.

Потом она увидела складку между его бровями. Она появилась, как только пальцы юноши коснулись кожи. Девушка сразу поняла: на самом деле он тянулся к своим запонкам, желая поправить эти маленькие кусочки металла; расположить их в безупречном порядке, чтобы на манжетах не осталось ни складочки, ни асимметрии. Подарить себе немного уюта среди хаоса.

Но сейчас уюта найти не удалось. Пиджак Уэсли аккуратно повешен на спинку ближайшего стула, а рукава рубашки закатаны до локтей, открывая руки на всеобщее обозрение. Вид у Уэсли был встрепанный. Волосы, когда-то аккуратно подстриженные, отросли. Черты лица заострились. Татуировки изображали карту города, который он собрал воедино. Они покрывали его руку и спину, достигая самого горла и заходя под нижнюю челюсть, словно лезвие бритвы. Зрачки темно-карих глаз были расширены. Развязанный галстук небрежно свисал с шеи. В этом хаосе невозможно было найти ни порядка, ни уюта.

Уэсли прикусил губу и нахмурился еще сильнее. Тавия едва не расклеилась, видя, как из лощеного смотрящего он становится тем мальчишкой, которого девушка когда-то знала.

– Мертвые не могут говорить, – ответил он. – Она всего лишь эхо, которое напоминает мне, чтобы я знал свое место.

– Свое место?

– Место худшего мерзавца в Крейдже.