ЧТО-ТО МАЛЕНЬКОЕ и тяжелое вылетело из темноты и ударило Снагу прямо в грудь. Кость треснула о кость, и высокий скраг отлетел назад. От удара он, пошатываясь, полетел сквозь огонь. Свиной жир зашипел; его окутал покров из тлеющих углей, когда он попытался удержаться на ногах, но столкнулся с Нэфом, и они оба упали, переплетя конечности.

Но смех замер в глотках других скрелингов, когда они увидели, что ударило скрага. Это было тело. Тело маленькой скраг, охотницы, Кётт. Ее голова представляла собой бесформенную массу, черепные пластины были разбиты, как яичная скорлупа. Ее дряблое лицо смотрело на них через плечо, шейные кости раздроблены, глаза холодные и мертвые.

Руины окутал запах, от которого слезились глаза, — запах разложения. Это был могильный смрад. Нэф отпихнул Снагу в сторону и потянулся за своим топором. Он знал этот запах, знал, что он означает.

— Драуг — взревел он. — Бегите, ублюдки!

СЛУГА СТОЯЛ на единственной тропинке, ведущей от разрушенной башни. Они ринулись навстречу, сверкая сталью, размахивая мечами и топорами, копьями и ножами, пытаясь обойти его — или пройти сквозь него. Его плоть, однако, была тверда, как окаменевшая кость; кровь не текла по его иссохшим венам, и никакие органы не торчали из ребер. Он был создан из трупного праха и ненависти. И их сталь ничего не значила для него.

Меч Хрунгнира врезался ему в бок. Это было все равно, что ударить по дубу. Лезвие треснуло и отскочило; из-под полей широкополой шляпы на скрелинга уставились сверкающие глаза. В чертах лица Хрунгнира промелькнуло узнавание. На долю секунды скрелинг запнулся.

— Т-ты!