С Диной ничего не случится. Я так много ей обещал.

— Что она делала на чердаке? — Хан спросил нашу маму.

— Я не знаю. Твой отец отправился на разведку.

Эти слова запомнились мне, но я отказывался верить, что они были правдой. Это была просто очередная игра.

— Магни, прекрати, — крикнула моя мама, когда я опрокинул свой стул и выбежал из комнаты. Я промчался по дому, обыскивая свою комнату, комнату Дины, кухню, библиотеку и все те места, где, как я помнил, она пряталась в прошлом. Когда ее там не оказалось, я обыскал сад. Мой голос охрип от того, что я выкрикивал ее имя, и после нескольких часов поисков я рухнул в дальнем конце парка, где никто не услышал бы моих рыданий.

Больше о ней никогда не говорили. Это было так, словно Дина никогда не жила.

За исключением того, что она была жива!

Она пела мне, читала, утирала поцелуями мои слезы и обнимала меня. Она играла со мной, была моим лучшим другом и часто спала в моей постели.

Мой отец приказал удалить все ее фотографии, чтобы избавить мою мать от боли видеть постоянные напоминания. Старая комната Дины была переоборудована в ванную и гардеробную для одной из гостевых комнат. Серый особняк был очищен от свидетельств того, что Дина прожила здесь пятнадцать лет. Те несколько раз, когда я осмеливался упомянуть имя Дины за ужином, мой отец категорически игнорировал меня и менял тему.

После этого я начал сомневаться, была ли Дина реальной или воображаемой подругой моего детства.

Именно тогда я предпринял последнюю попытку найти какие-нибудь доказательства существования моей сестры и обнаружил фотографию в комнате моих родителей под кроватью моей матери.

Дина была моложе, чем я ее помнил. Хорошенькая девочка лет десяти-одиннадцати с длинными светлыми волосами, голубыми глазами и милыми ямочками на щеках, которые я так сильно любил.

Я взял фотографию и несколько месяцев спал с ней под подушкой, размышляя обо всех своих вопросах, оставшихся без ответов, и о своей вине за то, что не защитил Дину, как обещал ей.

В двенадцать с половиной лет я был огромным для своего возраста и сильным не по годам. Мои девять лет интенсивных тренировок по борьбе давали о себе знать, и мой отец похвалил меня, сказав, что мир никогда не видел более исключительного таланта, чем у меня. С моей силой и скоростью я был бы лучшим бойцом, которого когда-либо видел мир.

Его слова придали мне сил задать ему вопрос, который горел у меня в груди.

— Папа, что случилось с Диной?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал он и повернулся ко мне спиной.

Его неуважительное отношение к жизни Дины заставило меня взорваться. Я уничтожил все, что было в пределах моей досягаемости, и слуги в испуге разбежались, когда бокалы и столовые приборы полетели в воздух. Моему отцу пришлось физически удерживать меня с помощью двоих сотрудников его службы безопасности, и после этого меня отправили жить в школу. Больше не было никаких разговоров. Никаких извинений или объяснений. Я был двенадцатилетним подростком с кучей горя и вопросов без ответов, который ненавидел весь мир.