А Айлос… Зачем он всё время рядом? То вино, то пирожные, то взгляды эти пронзительные… Неужели правда просто жалость? Может, он шпионит за мной для короля? Выведывает, не представляю ли я угрозы? Сидит в своей комнате и записывает в журнальчик: «Объект номер пятнадцать. Очень много ест. Танцует, как раненая лосиха. Ведёт себя подозрительно — интересуется потолком. Выдать зелёную ленту и продолжать наблюдение».

Мысли путались, голова шла кругом. Я понимала, что сгораю от любопытства, но ещё сильнее было желание забыть этот день как страшный сон. Я мысленно поблагодарила всех богов, что мне досталась зелёная лента. Ведь, наверняка, такая лента означала, что завтра я спокойненько могу отправиться восвояси. Или зелёная — это пропуск во второй тур? Чёрт, надо было у кого-то спросить, но я так рвалась сбежать, что теперь сижу в полном неведении.

Выбравшись из ванны и натянув на себя мягчайшую ночную сорочку, пахнущую лавандой, я завалилась на огромную кровать под балдахином. Простыни были прохладными и шелковистыми

За окном уже разливался первый, самый тонкий и прозрачный намёк на рассвет. Небо из густо-синего стало постепенно светлеть на востоке, уступая место нежным персиковым и сиреневым тонам. Где-то запела первая, самая смелая птица. Но я уже ничего этого не слышала. Мои веки сомкнулись, дыхание выровнялось, и я провалилась в глубокий, бесконечно желанный сон, где не было ни королей, ни советников, ни унизительных танцев — только тишина и покой.

7..

7..

— О, боги... — вырвался у меня стон, ещё до того, как я полностью осознала, где нахожусь. Сознание возвращалось медленно, уступая настойчивому, нестерпимому давлению в самом низу живота. Мне снилось, будто я бегу по бесконечному коридору, а впереди мерцает заветная дверь, но я никак не могу до неё добежать. Реальность оказалась куда прозаичнее — я ужасно хотела в туалет.

Я сорвалась с огромной кровати, едва не запутавшись в шелковых простынях и собственном ночном платье. Я, не помня себя, пулей выскочила в небольшую комнатку с ночным столиком и подобием унитаза, скрытым за ширмой.

Облегчение было таким всепоглощающим, что я на несколько секунд просто сидела, прислонившись лбом к прохладной каменной стене, и тихо стонала от блаженства. А потом мой желудок громко и требовательно заурчал, напоминая, что вчерашние эклеры и прочие деликатесы были благополучно переработаны и требовалась новая порция топлива. Урчание было на удивление громким и… глубоким. Чёрт, да это тело ещё прожорливее моего старого! Видимо, Лиарра не просто так обладала такими формами — она их честно наедала.