Покамест Федор не столкнулся с ней, ему и крох достаточно было, а вот когда ранили его, да получил он от Устиньи силу полной мерой…
Вот тогда ему крох хватать и перестало.
А когда можно
Во время акта любви, но это когда именно, что любовь. Или — от смерти.
Вот и убивал Федька, сам не понимая, чего ему надобно. Силу жизненную пил…
Но о том молчала Устинья, ни к чему людям лишнее знать. Начал Федор убивать — и того им довольно.
Потом Федор жениться на Устинье собрался, Любава посмотрела на нее… нет, не почуяла она волхву. А вот силу в девушке увидела, подумала, что Федора на нее тянет. Опять же, и такое бывает, были в роду волхвы али богатыри, али еще кто, и силу наследуют, а знание — нет. Случается… Любава в Устинье такого потомка и признала. Сара на нее поглядела пару раз, согласилась, что можно брать. Эта, мол, и ритуал выдержит, и ребенка выносит. Может, даже и ребенок нормальный получится… сам детей иметь сможет.
Порча?
Было, все правильно, Сара постаралась. Все же хотели они Федора на Анфисе женить, а проще это делать было, когда б умерла Устинья. Только не получилось ничего, тут и Федька скандал устроил, да и другие дела нашлись. События то медленно ползли, а то вперед помчались, ровно стрела, из лука выпущенная…
Мощи?
Так оно с самого начала планировалось. Мощи, эпидемия, потом бы Орден помог… магистр Родаль долго такие вещи искал. Умерших от черной оспы…. Подумаешь, половина Россы вымерла бы! Варвары, чего их жалеть? Плевать на них три раза!
Не вышло почему-то!
— Устя неладное почуяла, — разъяснил Борис. — Все верно, были у моей жены в родне волхвы, патриарх о том ведал, и исповедь ее принял, и грех ей тот отпустил. Да и не грех это, не отвечает Устя за отца-мать своих. Мало ли, кто там, в глубине веков притаился, чай, и государь Сокол не простым человеком был! Устя почуяла, что смерть там таится, умолила нас испытать…
— Патриарх знал⁈
— Знал. Но Любаве не сказал ничего, верно?
Руди аж изогнуло на дыбе.
— Сволочь старая!!! Правильно его Любава убила!!!
— Убила?
— И тело в воду, — злобно расхохотался Руди. — Федька и скинул! Сам!