— И всё-таки что-то её обеспокоило, — задумчиво произнесла Киоко.

— Дети порой действительно могут нагнать жути. Я учился с мальчишкой, который отрывал насекомым лапки и смотрел, как они дёргаются без конечностей.

— Это ужасно!

— И всё же это правда.

— Но это против всех наших законов. Мы же чтим природу, в нас с младенчества взращивают любовь ко всему живому. Как можно…

— Киоко. Это нас, тебя и меня, так растили. А он был даже не из нашей области. Приехал из какой-то провинции далёкого Севера. Ты видела, как живут вне дворца. Ты видела, сколько страж в день эти люди спят, а сколько работают. Есть ли у них время взращивать любовь в своих детях? Есть ли время самим любить всё живое?

— Но… Да, Иоши. Я сама видела этих людей. И, как и ты, жила среди них. Многие из них лучше и добрее тех, что живут здесь, во дворце. И многие дети ласковее наследников знатных семей.

— И всё же, думаю, в нехватке любви и внимания они просто так познают мир. Я не верю, что напавший на Норико мальчик сделал это, потому что действительно понимал, что собирается причинить боль живому существу.

— Ты оправдываешь жестокость?

— Я лишь говорю, что и у неё есть причина. И она не обязательно прячется в том, чего боится Норико, — что бы это ни было.

— Ты стал… Другим, — признала Киоко своё беспокойство.

— Разве? — Он прижал её к себе и зарылся носом в волосы. — Всё тот же порабощённый тобой самурай.

— Мне всегда казалось, что есть нерушимые, незыблемые вещи, — продолжала она, стараясь не поддаваться его словам, не уходить от волнений. — Есть добро и зло. Есть жизнь и смерть. Есть хорошее и плохое. А ты вновь говоришь о том, что зло не такое уж зло. И я теряюсь в том, что по этому поводу чувствовать. Даже когда хочу с тобой согласиться, кажется, будто предаю всё, во что верила, предаю саму себя и то добро, которому так старалась служить.

— Просто мир сложнее, чем всем нам казалось, — глухо сказал Иоши. — Зло неотделимо от добра, как добро от зла. Я больше не верю в чистые помыслы. Все мы содержим в себе то и другое.

— Почему мне это кажется таким неправильным?..

— Потому же, почему я всю жизнь верил в то, что ёкаи — порождение зла. Непросто принять крах своих устоев.

— Но необходимо?

— А ты разве можешь оставаться верна тому, за что так долго держалась? Инари сказала, что ты должна принять необходимость жертв. Это ли не зло, что творится во имя добра? Если не принять, что все мы состоим из того и другого, а каждое наше деяние есть отчасти и благо и худо, ты просто погибнешь, ведь сама себя предаёшь.

Она повернулась, желая заглянуть в его глаза. Увидеть ту непоколебимость, с которой он говорит, поверить ему как себе и принять эту правду.