А теперь всё под угрозой. Его владения, Северная область, вся Шинджу — они вновь там, где и начинали. Нет, всё даже хуже. Сёгуном стал полукровка, такого ни один император не мог бы допустить.

И не должен допускать.

Юудай не знал, отчего Первейший принял такое решение. Да и не хотел узнавать. Это было неправильно. Это приведёт к краху империи. Мэзэхиро-сама всё понимал, оттого и сражался с тем, что приняло облик дочери Миямото Мару. Не могла быть это она. Дочь рода Миямото не могла бы отречься от всего, что строили её праотцы.

Или могла?

Если и да, то ей не место на троне. Она враг всего, что дорого Шинджу. И как же горько, что сын такого великого человека, как Мэзэхиро-сама, следует за ней. Как горько…

Но Юудай не одинок. И наследие истинного сёгуна живо.

* * *

— Госпожа…

Киоко обернулась на служанку, застывшую с гребнем в руках. Её руки были покрыты паутиной из длинных чёрных волос. Её волос. Она смотрела недоумённо, даже испуганно. Киоко и сама почувствовала, как что-то в груди упало, оборвалось.

— Но это же… Так ведь бывает, да? Выпало всего чуть больше обычного…

Служанка перевела взгляд себе под ноги, и Киоко проследила за ним. Пол устилали волосы. Чёрным покрывалом они тянулись от их ног и в стороны и словно расползались, поглощая собой пол, воздух и их самих.

— Киоко-хэика, это вам, — произнёс бодрый голос Хотэку-сана. — Мама передала.

— Ещё одно платье? — изумилась Киоко, принимая подарок, завёрнутый в шёлковый платок.

Шёлк оказался холодным. Она осторожно раскрыла его, и оттуда посыпались цветы — ярко-красные бутоны несущих смерть ликорисов. Они рассыпались по рукам, забирая с собой кожу, обнажая кости, опадали на пол. А Киоко смотрела, не в силах отвести взгляд, и ужас расползался по её сердцу, страх не позволял двинуться, подчинял себе её волю.

— Милая, — вырвал её из оцепенения беспокойный голос. — Милая, проснись.

Она открыла глаза, увидела перед собой Иоши и выдохнула. Сон. Всего лишь сон.

— Это был кош-с-с… — Её зубы рассыпались по подушке, одеялу, груди. Она пыталась их поймать, но они рассыпались дальше и дальше. В отчаянии Киоко схватилась за своё лицо, свои губы, и надрывный крик вырвался из её груди.