— Карсел пришел в магазин с какими-то мужчинами, которых я не узнал, — говорит Регис. — Я подумал, что они, должно быть, новобранцы — Карсел, в конце концов, сын Офелии. Он почти так же хорош, как ты или я. Мне даже в голову не приходило, что он попытается…

Регис делает паузу, как будто ему что-то пришло в голову. Потянувшись к подолу туники, в которую я его одела после того, как слишком долго смотрела на него в грязной одежде, в которой его принесли, он приподнимает ее и смотрит вниз, на впалые складки его живота. Свежий шрам по диагонали пересекает несколько мышц его пресса, а затем изгибается вверх к грудине, как будто кто-то пытался сначала выпотрошить его, а потом передумал и решил вместо этого вырезать сердце.

— Как долго я был без сознания? — спрашивает он. — Это выглядит месячной давности.

— Несколько дней, — признаю я. — Я попросила целительницу осмотреть тебя, и она ускорила процесс. За один день ты оклемался от самых тяжелых ранений, но она сказала, что тебе нужен сон.

Шрам исчезает из виду, когда он опускает слишком просторную тунику. — Я должен был умереть, — хрипло бормочет он. — Карсел пытался убить меня.

— Он сказал почему?

Регис хмурится. — Ему не нужно было. — Его глаза темнеют. — Этот маленький засранец всегда завидовал нам обоим. Я полагал, что, когда он займет место Офелии, он даст пинка нам двоим, но я никогда не думал, что он сделает это. — Он указывает на свой теперь прикрытый живот.

Я смотрю на светлую ткань, как будто могу разглядеть за ней сморщенный и рельефный шрам. Каждый в Преступном Мире способен на убийство, но единственное, что Преступный Мир вдолбил в нас, это то, что члены Гильдии никогда не должны становиться мишенью.

Карсел, осознает он это или нет, нарушил главное правило, и я готова поспорить на каждую чертову дензу в Анатоле, что Офелия находится в неведении по этому поводу. Если это не так… Что ж, тогда есть только одно другое объяснение. Карсел может быть кем угодно, не последним из которых является сука, наносящая удар в спину, но я не могу представить, чтобы он убил собственную мать.

То есть, если бы он вообще мог.

— Это нечто большее, чем месть или ревность, — говорю я.

Регис выдыхает. — Конечно, — соглашается он. — Сначала пришел Карсел и спросил о мадам Брион. Когда я сказал ему, что ее там нет, он начал задавать мне вопросы о тебе и о людях — Смертных Богах, — которых ты привела с собой в прошлый раз. Он продолжал спрашивать, ответила ли ты на какие-либо мои сообщения. Он подумал, что я солгал, когда сказал ему, что ты этого не сделала.