– Ты не рад как будто, – сразу же насупился Столас.

Тима молчал. Он чертовски устал.

– Вот, – ворокот что-то протягивал.

Тима взял. Это была деревянная свистулька. Изображала то ли птицу, то ли рыбу, не поймёшь.

– На меня похожа, – пробормотал Соловей.

– А то, – Столас выпятил грудь от гордости. – Я старался. Это портрет. Смотри не потеряй, как кольцо. А то я сделаю вывод, что ты не бережёшь мои подарки.

– Спасибо. – Тима слабо улыбнулся. У него сильно болел выколотый глаз.

2

(1993 год, после всех событий)

Поехать на осенние каникулы в Гурзуф было хорошей идеей. Купаться уже нельзя, но не беда. Тут всё зелено, а в Москве уже – голо. И воздух тёплый. Остановились у Рэны, конечно.

Соня проснулась первой, выбралась из-под маминого бока. Осторожно обошла раскладушку, на которой спала Рыжая, глянула в окно. Часы на аптеке показывали шесть. Улочка пустовала. Соня залезла под занавеску. На деревянном полу было приятно стоять босиком. Нравился солоноватый сквозняк из форточки, невесомые поглаживания тюля.

На углу, возле домика с большим деревянным балконом, появились Соловей со Столасом. Значит, уже успели прогуляться. Соня прислушалась: внизу позвякивали блюдца. Она сгребла с табуретки свою одежду и, натягивая её на ходу, спустилась.

Рэна наполняла вазу для растрёпанных астр.

– Проснулась, жаворобушек мой, – проворковала она, не поворачиваясь от раковины.

Соня схватила персик.

– Твои ещё спят, пусть спят, а я тоже птичка ранняя, кашу вот поставила, молоко уж подходит.

– Всем доброе утро! – гаркнул Соловей, и Рэна подскочила.