Я почувствовала, как щёки заливает румянец, а в груди разливается чистейшее чувство удовлетворения. Любовь между мной и моей сестрой всегда была безусловной. И сейчас часть тяжести спала с души — потому что она ни на секунду не сомневалась, что я за ней приду. Что ничто и никто меня не остановит.

— Значит, ты не могла вернуться в человеческий облик. А потом что было?

— Она отвела меня в Кранн Бетад, и это было… даже не знаю, как описать. Хотя ты и так знаешь. — Её пальцы нащупали мои. Мы переплели руки. В её прикосновении чувствовалась только жизнь, свет и тепло — как всегда. — Луксия всё это время была там. Внутри дерева есть настоящий дом, и она рассказала, что они с сёстрами и Ширром жили там до того, как попали в Гибернию. Они пришли не прямо из родного мира.

Я нахмурилась, вспоминая лестницу, которую видела среди корней…

— Что? В смысле, они жили в священном дереве?

Все вокруг замерли, вслушиваясь в каждое слово Каэли.

Сестра наклонила голову, задумчиво.

— Луксия никогда не говорит о своём родном мире. Ни о том, что случилось в Тинтагеле и почему они с Ширром ушли. Я знаю только, что сначала они попали в Кранн Бетад и обустроили там быт. Я видела дом, кровати, стол и стулья, следы, которые остались. Они напитались силой, и уже тогда — могущественные — пришли в Гибернию. Создали жизнь, распространили ауэн и оив. Может, поэтому их потом и считали чем-то вроде богов.

— Керридвен говорила мне нечто похожее, — вспомнила я вслух. — В тот день, когда я тебя увидела. Она сказала, что и она, и дерево существовали задолго до Ксены, Тараксис и Луксии. Что, когда они с Ширром прибыли туда, они даже не были богинями.

Слова повисли в воздухе.

Мэддокс, сидевший на низком столике перед диваном, нахмурился.

— Мы почти ничего не знаем о прошлом Ксены, Тараксис, Луксии и Ширра. Но знаем, что есть Иной Мир, а значит, возможно, есть и другие. Логично предположить, что они были существами из другого мира, пришли в Кранн Бетад, напитались магией, пришли сюда — и рассеяли её по всей Гибернии.

Я взглянула на Фиона, прислонившегося к дальней стене, мрачного, как никогда.

— Если ты что-то знаешь, было бы неплохо, если бы ты сейчас заговорил.

Он фыркнул.

— Тараксис даровала мне бессмертие, но не делилась откровениями. Даже когда Ширр напивался до потери сознания, он никогда не говорил, откуда родом или почему они пришли в Гибернию. Если хочешь знать моё мнение — это была слишком болезненная тема. Проще было её похоронить.

Болезненная тема…

— Возможно. Хотя это может объясняться и другими причинами. — Перед глазами всплыл образ Луксии в лесу: гордая, но измождённая. — Она рассказала тебе, почему Теутус её не убил?