Да, это снова был Мэддокс. Без эха в голосе, без гулкого драконьего рыка. И, по какой-то извращённой причине, именно это вызвало во мне волну влаги, наполнившую меня до краёв.
Он усмехнулся, ощутив это. От его драконьих чувств ничего не могло укрыться.
— Похоже, кое-кто успел соскучиться.
Я скользнула пальцами по его узам, груди и дальше, под воду — к грешным мышцам его живота. Следила за движениями его бёдер, входящих и выходящих, и задыхалась.
— Не обольщайся. Мы с твоим драконом за эти дни неплохо сблизились. Он славный парень.
— Ах да? — его голос потемнел.
— Не ест и не спит, но ласковый. И язык у него… на редкость практичный.
Он прикусил мне подбородок и линию челюсти.
— Я никуда не уходил, sliseag, — прошептал у моих губ. — Всё, о чём я мечтал, все мерзости, что жаждал с тобой сотворить — и сотворил, — это был я.
Он вынудил меня раскрыть рот, скользнул языком, и я даже не успела сказать, что знала. Что его мечты и мои мерзости были одинаковы.
В этот раз я не закрыла глаза. Смотрела на него, на нас, с горящим взглядом. Того, что позволял скудный свет луны, было достаточно. Его стоны, мои вздохи, всплески воды…
И вдруг другие эмоции прорвались в мои. Пузырь желания и ярости рванулся, переплёлся с моей собственной спиралью и заставил закатить глаза.
Его движения ускорились, дыхание сбилось.
— Чёрт… я… Я знаю, что мы должны остановиться. Я знаю, мы не в Гибернии. Но это… Мы связаны. Ты моя, пути назад нет. Боги, у меня в голове чёртов ураган. — Его пальцы сжали мою талию, и я пожелала, чтобы следы остались навсегда. — Чувствуешь? Я чувствую тебя. Я больше не обязан касаться твоих уз, потому что ты внутри меня, Аланна. Ты часть меня.
Да. Да. Я чувствовала его. Этот пузырь — это был он. Искры вспыхнули у меня за веками, и я выгнулась навстречу, впитывая его толчки, разделяя их, усиливая.
— Мэддокс, — выдохнула я.
Он снова поцеловал меня и застонал мне в рот. Я подумала, что скала за моей спиной треснула пополам, пока не поняла: мы движемся. Я распахнула глаза.
Мэддокс взмахивал крыльями — прямо в воде. Мы поднимались.
И он всё ещё был внутри меня.
— Держись крепче и раздвинь пошире эти красивые ножки, — прорычал он.