— И когда он придёт, он нарушит этот гейс. Они бывают благословением или проклятием. Наид нак — это тоже гейс, но дар, который наложил Ширр. А в случае Теутуса — это проклятие. Его накажут за неповиновение. В худшем случае…

— Смерть, — закончил Фионн. — Я сам чуть не помер за то, что отведал собачатины из рук одной дурочки, слишком уж настойчивой.

Я уставилась на него во все глаза.

— Так это ты тот самый человек? С двумя противоречивыми гейсами?

— Быть фианном до войны было непросто. Один мой брат по клятве, Хавган, не мог идти на восток, скакать на рассвете и открывать глаза под водой. Никто не хотел брать его в задания, сущий кошмар.

Мы доедали рагу Хопа, обсуждая все новости, и рука Каэли ни на миг не отпускала мою. Я ощущала её магию — яркую, пульсирующую, словно она рвалась перелиться в меня, поделиться чем-то.

— Мне жаль Орну, — тихо прошептала она.

— Спасибо.

Ни от меня, ни от Мэддокса не ускользнул тот факт, что брауни вышел из кухни с дымящейся тарелкой, левитирующей на подносе, и вернулся уже без неё.

На десерт мы подали угощения с островов, и мне показалось, что Фионн даже прослезился, попробовав яблоки после стольких лет.

— Мой отец их обожал, — прошептал он.

Кумалл.

«Добро пожаловать, лаили! Парни, у нас новый брат в когорте!»

Моя сестра слишком уж выразительно наслаждалась яблочными тарталетками, и я в итоге разрыдалась от смеха, несмотря ни на что.

За последние месяцы я испытала больше сильных, противоречивых и сокрушительных эмоций, чем за все свои почти двадцать один год. Я решила, что это правильно. Что надо жить и чувствовать, даже если будущее туманно и лишено смысла.

В конце концов, ощущая в связи с Мэддоксом отголосок его печали, я сама спросила:

— Где Сейдж?

Каэли ответила мягко:

— Наверху, в одной из спален. С тех пор, как всё случилось, она оттуда не выходит.