Его голос оборвался. Он посмотрел поверх нас и застыл, когда увидел подступающую Веледу, рядом с Каэли. С платиновой гривой рода Руад, а не с поддельными каштановыми волосами.

— Вел…

Она перебила его.

— Волунд идёт с миром?

Фей явно не мог ответить, всё ещё осознавая, что значит то, что Веледа показала свои истинные волосы. Он лишился дара речи — а такое бывало с ним только рядом с ней.

Ответил Персиммон.

— Нет. Он собирался воспользоваться беспомощностью принца, чтобы устроить переворот. Но, похоже… — Он скользнул взглядом по Веледе— вы опередили его.

— Сколько их с ним? — спросила я.

— Около трёхсот фейри.

Это было немало, но я была уверена, что это не все фейри из Анисы. После случившегося там он потерял сторонников.

Гвен повернулась к Веледе:

— Я могу предупредить Улстера. Он поднимет армию. Сейчас в Академии больше тысячи солдат.

— У которых вы отобрали гематитовые клинки, — напомнила Каэли. — Многие будут ранены или погибнут в бою с фейри, а нам они нужны для Самайна.

Чёрт. Это правда. Оружие уничтожили на большом публичном костре на следующий день после того, как мы заняли Академию. Что бы ни случилось, никто не должен был носить оружие демонов.

Но сейчас оно бы пригодилось.

Мы завязли в нелепом споре, разгорячённые нервами. Вскоре пришли Пвил и Абердин. Среди предложений, возражений и напряжённых реплик я заметила, как Веледа и Оберон держат друг друга взглядом и почти выглядели так, будто вели беззвучный разговор. Если бы я не знала, что у них нет связи, я бы решила, что они могут говорить мысленно, как Мэддокс и я.

И тогда меня осенило.

Я поняла, что именно делало их отношения такими сложными.

Отец Оберона погиб, чтобы привезти Мэддокса с Огненных островов и обменять его на ребёнка королевы.

А тем ребёнком оказалась Веледа.