Я не имела ни малейшего представления, почему Оберон всегда знал столь важную тайну. Почему оберегал её с той же ревностью, что и Пвил с Абердином. Но что-то внутри него должно было постоянно бороться с ненавистью, глядя на неё. Видя, как она растёт и живёт, тогда как он сам потерял родителей. Дети не понимают альтруизма. Они эгоистичны, вспыльчивы и не способны постичь все оттенки жертвы.

В конце концов, именно Оберон разорвал эту связь.

Он положил руку на плечо Мидоу, который как раз объяснял, сколько водных фейри идут.

— Я займусь Волундом.

По спине Веледы пробежала дрожь. Мы все посмотрели на фейри так, будто он свихнулся.

Мэддокс вскинул бровь:

— Ты займёшься им, а мы — остальными тремястами?

— Рыжая, дай мне одно из твоих оружий.

Гвен защитно коснулась своих кинжалов с красными рукоятями.

— Ищи себе собственное.

— Это же единственное оружие из гематита поблизости, верно? — Оберон протянул руку. — Дай его. Пожалуйста.

— Заклятия не спасут тебя от того, что оно в итоге обожжёт, ты же знаешь?

Он промолчал, и Гвен, поддавшись твёрдому взгляду, протянула ему кинжал рукоятью вперёд.

Персиммон и Мидоу обступили друга.

— Подожди, Берон.

— Подумай, что ты делаешь, ладно?

Оберон бросил взгляд к решёткам и пустой дороге.

— Можете пойти со мной, если хотите. Но тихо.

И пошёл вперёд с привычной самоуверенной походкой, его длинные светлые косы скользили по спине. Его друзья без колебаний пошли за ним.

И Веледа, после секундного ступора всех остальных, тоже.