Он поддался, усмехнувшись мрачно, и замер. Лизнул мой шею лениво, пока я поднималась, и, не выдержав, снова опускалась. Сначала медленно, наслаждаясь дрожью, пробегающей по моим ногам и животу, собирающейся в клиторе. Но с каждым его прикусыванием, каждым шёпотом одобрения мои движения становились быстрее. Я впилась ногтями в его плечи, словно в безмолвной мольбе, и тогда его руки обхватили мои бёдра, заставив их отскакивать всё сильнее.

Я стонала, чувствуя, как спираль внизу живота закручивается, растёт, вращает вокруг нас всё: башню, дворец, ночь, всю столицу.

Его толчки стали короче, глубже, и на рогах вспыхнуло пламя. Я потеряла всякий ритм, трясь о него безумно, отчаянно, в восхищении.

— Да, ша’ха. Возьми всё. Позволь мне почувствовать, как ты сжимаешь меня, достигая удовольствия вместе со мной.

Он подчёркивал каждый толчок ртом и языком, руки сомкнулись железным обручем вокруг моей талии, и мне пришлось выгибаться, чтобы достать то самое место. Я вцепилась в его волосы, и вселенная превратилась в свет, тьму, огонь и цвет.

Мир взорвался. И я вместе с ним.

Мои бёдра содрогались, дикие, без удержу. Оргазм длился, пока Мэддокс продолжал свои безумные движения, и всё, что я ощущала — это его. Его тело, его пот, его дыхание, его рычание у моего горла, когда он нашёл свою собственную развязку.

Мы были так поглощены этим экстазом, что не сразу заметили, как его огонь скользил по моим плечам, а моя тьма струилась с его пальцев.

***

Позже, уже в спальне Мэддокса, меня вырвало. Всё. Сначала это была лёгкая тошнота, но вскоре я захлёбывалась бесконечным потоком эмоций, предчувствий, сомнений и ужасов, что вонзались в мою грудь все эти дни.

Чем больше я изливала из себя, тем слабее и дрожащей становилась. Я смотрела на новое кольцо на своей руке и спрашивала себя, сколько времени оно пробудет там. Или же в конце концов останется единственным — без пары, с половиной рубина и без всякого смысла.

Меня рвало снова.

И снова, когда я представила себе медно-огненные волосы, перепачканные кровью, и чудесные изумрудные глаза — раскрытые, безжизненные, лишённые блеска.

Мэддокс не отходил от меня все эти часы, и когда я попросила его уйти и отдохнуть где-нибудь ещё, его зрачки дрогнули, а из ноздрей вырвались маленькие клубы дыма.

В конце концов мы устроились рядом с ванной, в тишине, и его крылья сомкнулись вокруг нас, словно защитный кокон. И в эти мгновения, хотя бы на это короткое время, ни ему, ни мне не пришлось притворяться, будто мы не до смерти напуганы.

Глава 53