Он уделил внимание другой груди, жадно, обхватил мою ягодицу, помогая двигаться, создавая восхитительное трение, на которое мой организм откликался с восторгом.

Холодный воздух обжёг соски, когда Мэддокс отстранился, чтобы полюбоваться на свою работу: покраснения, прикусы, розовые следы. Низкое рычание сорвалось из его груди, и я сильнее втерлась в его бёдра.

— Святая юбка, — пробормотал он, засовывая руки под неё.

Он быстро понял, что я решила обойтись без нижнего белья, и его грудь вздымалась всё быстрее. На лице отразилось то ли восторг, то ли проклятие.

— Чёрт, — рыкнул он.

Его пальцы почувствовали мою влажность. Я ахнула. Когда он провёл ими вдоль и задержался у входа, жадность разрослась до невозможного. Я дрожащими руками дёрнула его ремень, освободив его член, ровно в тот миг, как один его палец медленно вошёл внутрь.

Мы застонали одновременно. Я увидела его клыки сквозь приоткрытые губы.

— Хочу, чтобы ты был во мне, — прошептала я. — Я жду тебя уже дни, и…

— Я тоже.

Моя юбка скомкалась на коленях, когда я поднялась на колени, а потом медленно опустилась на Мэддокса. На всего него. Его глаза сияли, как расплавленный мёд, пока он смотрел на меня, держа одну руку на моём бедре, другую на спине. Я не спешила, наслаждаясь каждым сантиметром, что входил в меня.

И не остановилась, пока не вобрала его полностью, заполняя себя, растягиваясь до предела. Пока не почувствовала его у самой матки, и жадность лишь усилилась. Будто и этого было мало.

Я научилась отделять его эмоции от своих, но в этот миг сняла все защиты. Они были не нужны.

— Ша’ха… — в этом слове было столько жажды, столько преданности.

— Ты тоже мой ша’ха, — шепнула я ему в губы.

Мэддокс зажмурился и судорожно вдохнул.

— Говоришь такие вещи — и я должен держать себя в руках и не уложить тебя на спину, чтобы трахать, пока сам себя не прокляну?

Моя кожа вспыхнула от его слов, желание хлынуло ещё сильнее, увлажнив нас обоих.

— Предложение сделала я. Значит, и двигаться буду я.