Он говорил так, словно лежал на смертном одре. Но ведь он не умирал, он просто не мог больше двигать ногами, не так ли?

– Если смогу, с удовольствием сделаю, – все же заверила я его.

Кит обменялся взглядом с Перо, нижняя губа которой дрожала, затем вздохнул, сжал ее руку и продолжил говорить.

– Я попросил Джексона вывести меня из игры. Мои травмы неизлечимы… – В его глубоком мягком голосе послышались печальные нотки.

– Что… – тихо начала я.

– Его позвоночник сломан, и у него внутреннее кровотечение, – прошептала Перышко и всхлипнула. – Мы не можем оперировать его. Это простая рана, но он истекает кровью изнутри.

– Подводя итог: я стал бесполезным, – сказал Кит. Его губы с каждым произнесенным словом бледнели все сильнее.

– Это неправда, и ты сам это знаешь, – неожиданно перебил его Джексон. Он рывком повернулся и сердито уставился на своего Слона. – Ты не должен этого делать. Я не хочу, чтобы ты это делал.

– Но я этого хочу, – возразил Кит. – Я калека, обуза, я умираю. – Он упрямо выпятил подбородок. – Диагноз доктора де ла Руа однозначен. Нет ничего, что можно было бы сделать. По крайней мере, не здесь, не так и не в этих условиях. Мы не можем выйти за пределы игрового поля, наши средства ограничены, мое состояние ухудшается, а боль теперь уже почти невыносима.

Я нахмурилась и посмотрела на Изольду.

– Доктор де ла Руа? Я думала, он работает на Честерфилд.

– Это так, – подтвердила она. – Но он не персонаж игры. Неотложную медицинскую помощь он оказывает обеим сторонам. Кроме того, он подчиняется закону о врачебной тайне. Честерфилд не узнает, что здесь происходит. По крайней мере, от него.

В отчаянии я посмотрела на Джексона.

– Я думала, у игроков все заживает быстрее, чем у обычных людей. Кит наверняка сумеет вылечить себя сам.

Джексон покачал головой.

– Не каждый владеет даром быстрого восстановления. Я знаю только Грейва из Честерфилда, он почти непобедим. И… ну, тебя.

– Нет ничего… ничего… Все кончено, – хрипло прорычал Кит. – Пожалуйста, не заставляйте меня страдать.

Перо издала звук – нечто среднее между рыданием и безумным смехом.

– Это твое решение, – наконец произнес Джексон бесстрастным голосом, за которым я почувствовала гораздо большее, чем он хотел показать.