Он злится на нее. Ничего подобного прежде никогда не случалось. Он мог быть обеспокоенным, встревоженным, временами раздраженным, но никогда – разгневанным на нее. Это подлило масла в огонь ее собственной ярости.

– Верно, она твоя королева, но кто же тогда я?

Сорин замер на месте. Когда его взгляд остановился на Скарлетт, в нем вспыхнуло пламя. Он двинулся к ней, оставляя за собой огненный след, а когда подошел вплотную, вокруг них взвился столб пламени, и Скарлетт с трудом подавила рвущийся из горла возглас удивления. О том, что Сорин – принц Огня, ей было известно на протяжении нескольких месяцев, но он никогда не проявлял свою силу на таком уровне, даже в противостоянии Талвин. А сейчас от кончиков его пальцев поднимались красные, золотые и синие языки пламени, пробивались сквозь волосы. Создавалось впечатление, что он парит в разожженном им самим пожаре.

Голос Сорина был смертоносным, а ярость – острой, как висящий у него на боку клинок.

– Отличный вопрос, – прогремел он. – Вот ты мне и ответь, Скарлетт. Кто ты такая? – Скарлетт не знала, что сказать, поэтому промолчала, а он продолжил: – Ты не раз твердила, что не хочешь, чтобы твоя родословная определяла твой путь, а Судьбы – будущее. Ты не желаешь править и быть прикованной к трону. Не намерена быть моей королевой и не знаешь, что испытываешь к Каллану. Ты сказала, что тебе здесь не место, что не чувствуешь своей принадлежности. Тебе требовалось право выбора, поэтому я оставил решение за тобой. Так скажи мне, принцесса, кто ты? Кем являешься для Дворов? Для всего мира? Кто ты для меня?

Скарлетт почувствовала себя так, словно он только что со всей силы ударил ее под дых. Ее теневое пламя, заслонявшее проход, рассеялось, и сила Сорина тоже угасла.

Раздался негромкий стук в дверь, и она открылась. Появившийся на пороге Сайрус неловко откашлялся. Очевидно, он слышал, как они ссорятся.

– Сорин, пора идти. Брайар прислал предупреждение.

Стоящий перед Скарлетт принц кивнул Сайрусу и снова повернулся к ней. Грубо схватив ее за подбородок, заставил поднять на себя глаза. Когда она наконец встретила его взгляд, он заговорил. Его голос оставался смертоносным, но острота притупилась.

– Ты моя, а я твой, но кто ты для меня? И кто для тебя я?

– Не знаю, – огрызнулась она. – Мы должны прямо сейчас облечь в слова то, что не поддается определению?

– Когда ты разберешься с тем, кем являешься, я приму любое твое решение. А до тех пор должен являться на зов своей королевы. У меня нет выбора.

– Тогда иди, – прошипела она. – Мне все равно.