Учитель Веры снова хмыкнул.

— Встань на колени, шурави, — приказал он властно.

Я не пошевелился.

— У меня кончается терпение… — заметил он.

— Ниче… — я сглотнул, почувствовав, как болит горло после веревки, — еще потерпишь.

Муаллим-и-Дин снова отдал приказ своим людям, и те принялись меня бить. Били долго и основательно. Но я не проронил ни звука.

Только когда Муаллим приказал им остановиться, они отступили.

Проповедник снова опустился передо мной на корточки.

— Твой дух крепкий. Неужели он не пошатнется даже когда ты узнаешь, что вы все сегодня умрете?

Я снова выпрямился. Снова с трудом уселся, опершись о стену. Потом хмыкнул и заглянул проповеднику в глаза.

Они показались мне темными, словно бы не человеческими.

— А ты, видимо, решил еще пожить, — сказал я хрипло. — Ну ниче. Гуляй пока можешь. Не долго тебе осталось.

Проповедник, чье лицо оставалось скрытым в тени, прыснул.

— Если ты надеешься на своих товарищей, то оставь всякую надежду. Им сюда не пробиться. И уж тем более, им не убить меня, молодой шурави.

— Тебя убью я, — сказал я совсем обыденно и даже буднично.

Оставалось разве что пожать плечами. Да только связанные за спиной руки не позволили мне этого сделать.

Проповедник некоторое время молчал. Потом вдруг гортанно рассмеялся. Встал. Душманы, поддавшись его настроению, тоже принялись опасливо похохатывать.

— Как там говорят у вас? «Надежда умирает последней», да?

Я ему не ответил, заглядывая в черноту лица снизу вверх.

— Как я уже сказал, сегодня вы все умрете, — продолжил проповедник, не дождавшись моего ответа. — Вам отрежут головы. А потом, когда мы уйдем отсюда, ваши товарищи найдут их сложенными у входа в эти древние пещеры.