Каждый вечер я задерживаюсь с ней чуть дольше, чем следует, и возвращаюсь в койку поздней ночью.

Именно этих встреч я жду каждый день, во время изнурительных тренировок и за неаппетитными трапезами в столовой. Именно из-за нее я до сих пор не ворвался в тюрьму и не забрал Авелу у сиделки, наплевав на последствия.

Именно из-за нее я в какой-то мере доволен этой странной новой жизнью. Настолько, что мне почти не хочется, чтобы она когда-нибудь заканчивалась.

* * *

Тренировки становятся все более изнурительными. Больше нет никаких сомнений, что нас готовят к сражению с лесом. Мы орудуем пламенем и мечами. Идем по грязи с повязками на глазах и воском в ушах, рубим топорами манекенов, стреляем из мушкетов по вазонам с деревьями. Поначалу это даже кажется своеобразной игрой. Но нет, все серьезно.

Бейнс и Рэйнальт ходят то мрачные, то отчаявшиеся.

– Мне просто хочется, чтобы капитан Талиесин или командир Карис наконец сказали, когда мы отправимся в бой против леса, – ноет Рэйнальт однажды вечером, отдыхая в кресле в столовой. Его бледная кожа покраснела и потрескалась от солнечных ожогов, глаза слезятся от дыма после учений. Глаза Бейнса выглядят не лучше, как, полагаю, и мои. Они горят и чешутся, и тарелка с ужином немного расплывается, что в принципе и к лучшему.

– Это ударит по нашему моральному духу, – ворчит Бейнс. – В конце концов, они хотят, чтобы солдаты считали, будто у них есть шанс на победу. Ни один из нас не тренировался бы так усердно, если бы нам прямым текстом сказали, что нас готовят на убой.

Рэйнальт пожимает плечами. В последние дни он какой-то беспокойный. Интересно, наберется ли он смелости, чтобы признаться в любви Линед? Если да, я хочу на это посмотреть; уверен, она отошьет его, и тогда у нас с Бейнсом появится новый повод для насмешек.

– Меррик единственный из нас, кто был в лесу.

– Точно! – Бейнс обхватывает широкими ладонями кружку с пивом. – Расскажи, с чем мы имеем дело, Меррик.

Не знаю почему, но я рассказываю им о нападении на поезд. О крови и трупах. О древесной сирене с фиалками в волосах. Рассказываю больше, чем следует, больше, чем планировал: что Серена много раз спасала меня, несмотря на то что она монстр. Даже с запинками поведываю о наших ночных встречах в лесу.

О метеоритном дожде и сместившихся созвездиях решаю умолчать. Как и о том, что моя мама вырвала свое сердце из груди. Это слишком личное, хотя первое произошло на виду у всего мира.

– Как по мне, – начинает Рэйнальт, когда я замолкаю, – твоя древесная сирена – это что-то новое. Уже не монстр, но еще не женщина.