– Вы не считаете Менга виновным?

– Генерала Чу? Ни в коем случае. Должно быть, император был слеп.

– А женщины дома генерала? – спросила Лиз.

– Отныне они будут служить дворцу. Таковы китайские законы. Когда человек совершает непростительное преступление, вся его семья страдает от последствий.

Теперь Брисеида лучше понимала беспокойство Фу Цзи. И все же он подчинился требованиям Элиты.

– Генерал находится в соседнем здании. Мы должны поторопиться, – сказал Оанко, – возможно, уже слишком поздно.

Канцлер Ли сделал осторожный шаг назад и покачал головой.

– Извините, я ничего не могу сделать для генерала. Ключи от его камеры есть только у императора и нескольких очень высокопоставленных лиц.

– Но вы занимаете очень высокое положение!

– Император прекрасно знает, что у генерала могут быть союзники, скрывающиеся во дворце. Он принял меры предосторожности. Тюремщики Чу Менга – из личной охраны императора. Он обречен.

– Должен быть способ! – умолял Энндал. – Если бы мы только могли поговорить с ним…

– Возможно, я мог бы позволить вам поговорить с ним в последний раз, – засомневался Ли. – Отвлечете внимание охранников на несколько минут. Если вы хотите…

– Всем сердцем, – взмолилась Лиз.

Канцлер вздохнул, повозился со своей связкой ключей и наконец сказал:

– Хорошо, следуйте за мной. Но только тихо!

Вечерний свет мягко отражался в золотой листве окружающих деревьев. В воздухе еще витал слабый запах гари, но сейчас было тихо, и в этой отдаленной части дворца только щебетание птиц нарушало тишину окруженных стенами дворов.

Канцлер Ли подал им знак и в одиночестве пошел к воротам тюрьмы. Через несколько мгновений он присоединился к ним, с восторгом наблюдая за удаляющимися охранниками.

– Вы можете идти.

– Что вы им сказали?

– Старый обычай предлагает осужденному право на несколько минут полного одиночества, чтобы спокойно совершить самоубийство. Эти люди уважали генерала, поэтому согласились.