В дальнем углу помещения обнаружилась неприметная дверь, которая таким же подземным ходом привела их наружу далеко на задворках флигеля. Вдаль уходили следы и обрывались у дороги. По бокам от отпечатков ботинок виднелись отметины узких колёс.

– Тележку катил, – резюмировал Горбунов.

– С тяжёлым грузом? – онемевшим голосом спросил Митя.

– Нет. Что-то лёгкое. Видишь, земля почти не продавлена, а она тут мягкая. Давно ушёл, припорошило уже.

Сыщик чувствовал, что его сейчас накроет паника. Куда этот безумец мог увезти Соню, если не к себе в «лабораторию»?

– Вот что, Фёдор. Беги, звони Вишневскому, пусть приезжает сюда с криминалистами и фотографом. Нужно всё запротоколировать. А мы, Семён, вернёмся обратно.

Они снова спустились в подвал, и Митя уселся на стул, уставившись на доску с репродукциями.

Думай, думай, Самарин. Времени совсем мало.

Мысль о том, что его вообще не осталось, Митя постарался затолкать как можно глубже.

«Он подстраховался, – размышлял Митя. – Понял, что здесь может быть небезопасно. Прихватил нужные вещи – для этого и нужна была тележка. Выкрал Соню и сразу из дома увёз её… Куда? Туда, где можно спокойно всё обставить. Училище? Вряд ли. Слишком людное место, а во дворе общежитие для студентов. И этим подвалом он пользовался не всегда. Машу Барышкину убил в гостинице, чтобы далеко не перетаскивать тело. Купчиху Сушкину – у неё же дома. Кружевницу Витушкину – прямо в мастерской. Удобно и меньше вероятности, что при перевозке тела кто-то обратит внимание. Значит, нужно помещение где-то рядом с местом “представления”. Но последняя репродукция – уличная. С другой стороны – это же Москва…»

– Церковь…

– Что церковь? – спросил Семён.

– На последней картине. Девушка идёт возле церкви. Что это за храм?

– Да Диос его разберёт… Их же десятки.

– И почти все белые, а этот красный. Я видел оригинал картины. Там забор ещё жёлтый.