Он относился ко мне как к вещи, но в этом была дикая честность. Никакой лжи, которую я слышала от своего бывшего мужа. Только необузданная потребность и сила, которая заставляла мое тело реагировать вопреки моей воле и рассудку.

Когда он, наконец, вошел в меня, это было похоже на разряд молнии. Больно, оглушительно, стихийно. Я закричала, впиваясь ногтями ему в спину, а он ответил победным ревом, который эхом раскатился по полю и был подхвачен одобрительным рыком его сородичей.

И пока он двигался, грубо и властно, я смотрела поверх его могучего плеча на остальных. На горящие глаза его близнеца, который жадно ловил каждый звук. На хищную ухмылку другого орка, мрачную концентрацию ещё одного, на эмоции остальных... Они все ждали своей очереди. И я понимала, что это только начало.

Мысль промелькнула обрывочно, сквозь туман боли и нарастающего удовольствия: «Людмила из Саратова... а ты попала...»

Мимаш закончил с громоподобным стоном, и его тяжелое тело на мгновение обрушилось на меня всей своей массой, придавив к холодному камню. Пахло им. Теперь я пахла им.

Он поднялся, отступил на шаг, все еще тяжело дыша. Его глаза блестели от удовлетворения. Он повернулся к братьям и изрыгнул одно-единственное слово:

— Мое.

И как только он собрался вернуться в круг своих сородичей, близнец бросился вперед. В его глазах, как и в глазах его брата, было уже не просто любопытство, а неподдельный голод.

— Я — Гымхаш... Да-а-а, — просипел он снова, и его пальцы грубо легли на мои ягодицы, сжимая их. — Твоя задница такая задница... Крепкая. Для маленькой бледнокожей. Будет о что ухватиться.

Я вздрагиваю, ударяюсь головой об деревяшку кустарника и вскрикиваю. Передо мной стоят все десять орков! И я еще голая... Осознание того, что это не сон, а жестокая реальность, ударило с новой силой. Побег был лишь короткой передышкой. Один из этих орков уже сделал со мной то, что заставило бедра дергаться крупной дрожью... И второй собирается это повторить. Но... почему мне... нравится?

— Держи ее, — бросил он через плечо, и кто-то из орков с готовностью шагнул вперед и прижал мои руки к земле своими лапищами. Ритуал продолжался, и клан участвовал в нем с молчаливым одобрением.

Гымхаш не стал медлить. Он говорил, вернее, рычал обрывочные фразы на своем языке, перемежая их хриплым смешком:

— Дергается как рыбка... Хорошо... Еще... Огненная, горячая внутри...

Когда он закончил, отшатнувшись с рыком, повисла тишина, нарушаемая только его тяжелым дыханием и моим прерывистым всхлипыванием. Я лежала, не в силах пошевелиться, чувствуя на спине капли его пота и всю нелепость происходящего.