– Ну да. Оказывается, не все мугенские солдаты сложили оружие.

– Я знаю, но мне казалось… – Рин осеклась.

Она знала, что на континенте еще остались войска Федерации, но считала, что это разрозненные подразделения. Отбившиеся от своих солдаты, отдельные батальоны. Бродящие по дорогам наемники, заключающие союзы с провинциальными городами, но их все равно недостаточно, чтобы угрожать всему югу.

– И сколько их? – спросила она.

– Немало, – сказал Бацзы. – Достаточно для того, чтобы сформировать армию. Они дерутся на стороне ополчения, Рин. Мы не понимаем, как так вышло, какую сделку она с ними заключила. Но очень скоро нам придется сражаться на два фронта.

– В каких районах?

– Они повсюду. – Рамса стал загибать пальцы, считая провинции. – Обезьяна. Змея. Петух.

Рин вздрогнула. Петух?

– Что с тобой? – всполошился Рамса.

Но Рин уже бросилась бежать.

Она тут же поняла, что где-то здесь находятся и ее знакомые. Она опознала их по смуглой коже, почти такой же темной, как у нее. Узнала манеру говорить – мягкий и протяжный провинциальный акцент, вызывающий одновременно ностальгию и смущение.

Она выросла, говоря на этом языке – плоском и корявом диалекте, к которому сейчас не могла прибегнуть, не поморщившись, ведь она много лет потратила на то, чтобы от него избавиться.

Рин уже так давно не слышала говор провинции Петух.

Ей пришла в голову дурацкая мысль, что ее узнают. Но беженцы из провинции Петух отодвигались от нее и съеживались. А когда встречались с ней взглядом, замыкались в себе. Заползали обратно в свои палатки, стоило ей приблизиться.

Рин не сразу поняла, что они боятся не ее, а военной формы.

Боятся солдат-республиканцев.

– Эй! – Рин позвала женщину примерно одного с ней роста. – У тебя есть другая одежда?

Женщина непонимающе заморгала.

Рин попробовала еще раз, неуклюже перейдя на свой старый диалект, как будто надела обувь не по размеру:

– У тебя есть… другая рубашка? А штаны?