Женщина в ужасе кивнула.

– Дай их мне.

Женщина залезла в свою палатку и вскоре появилась с грудой одежды – выцветшей блузой, на которой когда-то были нарисованы цветы мака, и широкими штанами с глубокими карманами.

Когда Рин взяла в руки блузу, что-то кольнуло в груди. Она уже так давно не видела подобные наряды. Обычно их носили крестьяне на полях. В Синегарде даже бедняки посмеялись бы над такой одеждой.

Когда она избавилась от республиканской формы, дело пошло на лад. Беженцы из провинции Петух больше не пытались от нее скрыться. Теперь, пробираясь через человеческое море, она стала практически невидимой. Приходилось кричать, чтобы привлечь внимание, когда Рин шла вдоль вереницы палаток.

– Учитель Фейрик! Я ищу учителя Фейрика! Кто-нибудь его видел?

Ответ приходил в виде сдержанного шепота или безразличного бормотания. «Нет. Нет. Оставь нас в покое. Нет». Беженцы привыкли к отчаянным крикам и поискам пропавших, так что просто затыкали уши. Кто-то знал учителя Фу, но не из Тикани. Кто-то другой знал Фейрика, но только сапожника, а не учителя. Описывать его было бесполезно – сотни людей подходили под описание. В каждом ряду она видела седобородых стариков, но все они не были учителем Фейриком.

Чем дальше он шла, тем сильнее погружалась в отчаяние. Глупо было надеяться. Рин следовало знать, что она никогда больше его не увидит, и она давным-давно с этим смирилась.

Но ничего не могла с собой поделать. Она должна была попытаться.

Рин решила расширить поиски.

– Есть кто-нибудь из Тикани?

В ответ – только пустые взгляды. Она шла по лагерю все быстрее, переходя на бег.

– Тикани? Есть кто?

И наконец из толпы послышался голос, который не мог оставить ее равнодушным, – она не поверила своим ушам.

– Рин?

Она резко остановилась. А когда развернулась, то увидела долговязого паренька лет четырнадцати, с копной каштановых волос и большими глазами с опущенными уголками. На нем была мокрая рубашка, одна рука перевязана.

– Кесеги?

Он молча кивнул.

И когда Рин с плачем обнимала его, раскачиваясь взад-вперед, так что они чуть не свалились в грязь, то снова почувствовала себя шестнадцатилетней. Кесеги обвил ее длинными костлявыми руками, прямо как раньше.

Когда он успел так вымахать? Эти перемены завораживали. Когда-то Кесеги едва доставал ей до пояса. А теперь был выше ее. Но зато таким тощим, как будто рос только в высоту. Он явно голодал.