Утренние трубы разбудили меня после долгой ночи, полной ярких снов. Обнаженные женщины извивались передо мной, облизывали тело, предлагали фрукты и вино. Я смеялся вместе с ними и под обильные возлияния трахал их до бесчувствия. Ночь тянулась часами. Дважды я просыпался и искупал вину за распутные сны, но стоило мне закрыть глаза, как женщины появлялись снова и соблазняли своей плотью.
Я был потрясен, измучен, после ночного искупления вины спина горела, ободранная кожа кровоточила. В животе урчало. В этом и причина снов. Я был слишком строг к себе, и тело перепутало основные потребности, приняв голод за похоть. Нужно было разрешить себе немного перекусить. Может, немного черствого хлеба и соленого мяса… Я покачал головой. Позже схожу на кухню и возьму что-нибудь – утолить голод.
Одеваясь, я взглянул на вазу с фруктами у кровати.
Я умылся холодной водой из чаши и сел на стул, чтобы натянуть сапоги.
Я отогнал эти мысли, сосредоточившись на предстоящем дне. Я буду присутствовать на допросе пленных. Питаться их страхом. Возможно, задам несколько вопросов моему…
Острый сладкий привкус во рту застал меня врасплох, и я взглянул на свою руку: в ней была виноградная гроздь, и греховный сок стекал по подбородку.
Зарычав от гнева и стыда, я швырнул виноград на пол. Слабость! Прошло столько времени с тех пор… с тех пор, как я…
Откуда такие мысли? Явно не мои.
Я бросился к сундуку, откинул крышку и достал кнут. Я хлестал себя снова и снова, рассекая сквозь одежду спину и незажившие раны, и боль прогоняла всякое искушение.
Наконец, тяжело дыша, я опустил кнут; его ремешки блестели от крови. Спина горела, словно на нее насыпали раскаленных углей. Боль очистила меня, сделала сильнее. Я…
Я потряс головой, пытаясь прогнать эти мысли. Что со мной? Я опять заковылял к чаше, снова ополоснулся холодной водой, поднял глаза на зеркальце над ней и увидела свое измученное лицо, покрасневшие глаза и окровавленные после порки плечи.