Дикран зачем-то взялся осматривать сбрую, снятую с лошади, а я вернулся в дом, мысленно умоляя Светлых пощадить любимую. Съеденная еда просилась наружу, от запаха жареной свинины, который доносился от костров, мутило. Я мог только пить и за это время высосал, наверное, полбутылки вина, что мне обычно несвойственно.

Через час мрачный герцог Вест привез лоскуты плаща и платья, обильно политые кровью. Все охотники выглядели потрепанными, а на волокушах лежала почти дюжина матерых волков.

– Герцог? – Я с трудом вытолкнул это слово через внезапно пересохшую глотку.

– Это все, что мы нашли, Ваше Величество. – Вест указал на кровавый сверток в руках загонщика. – Волки. – Скорбно: – Синее платье и светлые волосы…

Я все понял и молча шагнул вперед, принимая сверток.

Дальше как отрезало. Пропали все звуки, краски, запахи…Вест еще что-то говорил, а я смотрел на него, как на серую рыбу, беззвучно открывающую рот.

В голове крутилось: «Хорошей охоты, Вайнор!» – Последняя фраза, которую Ини шепнула мне на прощание.

Больше шагов сделать не получалось. Оказалось, что я уперся лбом в стену и стоял так несколько минут, силясь вынырнуть в реальный мир. Потом я приказал всем уйти и сел, куда пришлось.

Огромное горе навалилось на меня, словно каменная плита. Она раздавила не короля, но мужчину по имени Вайнор.

Следующие часы выпали из моей памяти навсегда.

Позже Дикран пришел с докладом:

– Ваше Величество, мы привлекли следопытов, собрали показания свидетелей…

– Ну? – Я поднял на друга взгляд, и он вздрогнул.

– У меня нет полномочий… – Дикран, казалось, замялся.

– Кто? – Я прищурился, предчувствуя, что ответ мне не понравится.

– Герцог Вест.

– Уверен? – перевел взгляд на сверток, лежащий на столе.

– Барон Лойтен показал, что на маркизу напал заколдованный кабан, но никто из охотников группы не пришел ей на помощь. Барон успел метнуть ей копье, и она спаслась.

– Барона – наградить и приблизить к моей особе, – коротко выдохнул я, боясь представить себе Ини, замершую напротив секача.

– Потом на лошадь маркизы напали собаки, – Декран говорил нарочито ровно, и это означало, что сказано далеко не все.