А теперь в голосе герцога зазвенела былая насмешка:

— Еще вы думаете: что будет, если Стэтхем не послушает приказа? Или погибнет? Или не сможет сберечь войска, или сбережет, но будет оттеснен на север? Наконец, что случится, если хоть один полк искровой пехоты владыка оставил в столице? Я отвечу: в любом из этих случаев мы все умрем. А выживем и победим лишь в одном варианте: если я все рассчитал идеально точно, без единой ошибки. Есть вопросы?..

Сказочное зрелище: сотня ошарашенных, сбитых с толку кайров. Сотня воинов без языков.

Герцог нетерпеливо взмахнул руками:

— Что за идова тишина?!

Никто ни звука.

— Вы часто берете столицы? Свергаете тиранов по одному в год? На каждый День Сошествия разрушаете империю?! Что, тьма сожри, надо сказать, когда сюзерен ведет вас прямиком в бессмертие?!

— Слава Ориджину! — крикнул Джоакин.

Нестройно отозвались иксы:

— Слава Ориджину…

И снова — громче, дружнее, с верой:

— Слава Ориджину! Слава Агате!

* * *

Первый раз поезд остановился среди ночи в полях. Стоял пару часов. Джоакин, что не мог спать от возбуждения, вышел из вагона. Падал крупный влажный снег, на щеках превращался в слезинки. Состав тянулся через поле, поблескивал огнями, как искристый змей. За ним — второй такой же и третий. Во тьме за хвостом последнего полыхало пламя: горел мост через Милу.

Джоакин увидел Аланис: кутаясь в песцовую шубу, она смотрела на огонь; в глазах плясали отблески зарева.

— Миледи… — сказал он и не нашел продолжения.

— Джоакин…

Издав неслышимый стон, мост начал проваливаться в реку.

— Вы верите герцогу, миледи? — спросил Джо. — Верите, что он не ошибся?