Неужели я уходил все дальше… и ошибся тропой? Нет, неисправимая ошибка казнила бы меня ударом в спину.

Я улыбнулся. Он рассмеялся в ответ. Паутина одна, она звенит и тянет вперед. Она требует больше, чем я могу отдать, но разве я не знал цены с самого начала, пожелав несбыточного?

Копья крадучись отползли на полный локоть назад, подобные жалам ядовитых змей.

– Можешь уклониться, – сказал я двумя слитными голосами. И рассмеялся. Опора на левую, плечо уходит вперед, я знаю, где искать сердце, и лезвие тоже – знает, дважды оно не ошибется, на двоих у нас одна тропа и одна нить, разрезанная пополам и обрекшая нас на встречу.

Боль вспыхнула пламенем, горячая, как полдень родной пустыни. Боль натянула нить до предела, окрасив её алым, проявив. Мы стали одно целое, две стороны «я». Мы все еще шагали к последнему краю, смерть куда менее, чем жажда идущего – двигаться к цели. Огонь взметнулся и затопил весь мир-гнездо с его туманами, сиянием и гладью упругих вод, я падал и тянулся к краю остывающими пальцами… Я впитывался в пламя каждой каплей крови, всей плотью своей. Но я еще шел.

Шестая дочь

– Получить воду из ваших рук, есть ли честь выше и чудо огромнее, – лукаво улыбнулся гость, пряча блеск глаз в узкую щель век, как золото – в недра подвалов. – Испейте и вы со мною, хозяин щедрого дома.

Рыжий, веснушчатый и массивный, лишенный рогов – хотя весь север уверен, они найдутся, стоит всмотреться – повелитель огня расхохотался, выхватил кувшин и раскрошил с маху о камни. Разбил обе глиняные чаши, свою и гостя.