— Свернул наш клиент, — заметила русалка.
— К реке, похоже, идёт, — предположил Джон. — Айда за ним в переулочек.
И точно, Кайдоргоф оказался в переулке, грязном, пропахшем человеческой мочой и крысиным дерьмом. Над головой угрожающе нависали ветхие балконы, под ногами шуршало и хлюпало. Из раскрытых окон неслись звуки: кто-то храпел, кто-то сонно бурчал, на верхнем этаже шла ругань — дуэт женского визга и мужского пьяного баса. С облегчением выбравшись из пещерной тьмы, сыщики очутились на берегу Линни. Здесь река была полноводной, широкой, набережная возносилась над чёрной водой на два человеческих роста, а приземистые одноэтажные дома, стоявшие вдоль берега, смотрели на людей маленькими квадратными окошками, похожими на крепостные бойницы. То были городские склады. Когда-то здесь хранилась мука, консервы; висели внутри на крюках, скованные волшебным холодом, коровьи туши. Когда началась война, материковые войска ударили по складам кислотными бомбами. Черепицу разъело, стропила рухнули, магическая кислота протекла вниз и превратила всё, что было внутри, в дымящийся вонючий студень. Миазмы отравили все ближние районы, люди бросали дома, и даже птицы облетали это место стороной. Кислота просачивалась сквозь землю, стекала в реку — именно тогда веселая, прозрачная Линни превратилась в угрюмую сточную канаву.
Даже сейчас, если принюхаться, можно было уловить в воздухе кислый душок, будто от подсохшей рвоты. В муниципалитете ежегодно предлагали сровнять здания с землёй и отстроить район заново. Приглашали ученых экспертов, те, напялив прорезиненные костюмы, бродили по развалинам, брали пробы, размахивали в воздухе мудрёными приборами, и всякий раз возвращались с неутешительным ответом: здания фонят, земля под ними всё ещё отравлена, и здесь даже мертвецов хоронить не стоит. Мало ли что. Чиновники облегчённо вздыхали и переносили рассмотрение ещё на год, а склады оставались стоять, как стояли — мрачные, с провалившимися крышами и слепыми бойницами окон. Пустые: ни один бродяга в здравом уме не стал бы здесь ночевать.
Кайдоргоф замедлил ход, стал приглядываться к обшарпанным стенам, даже пару раз остановился, заглядывая в окошки — похоже, что-то искал. Пройдя еще немного, он встал у широченных двустворчатых ворот, устроенных между двумя окнами — получилась будто бы оскаленная пасть и маленькие злые глаза. Ворота были крест-накрест забиты тяжёлыми брусьями, но Кайдоргоф вцепился в какую-то скобу, потянул, и в углу ворот со скрипом отворилась маленькая дверь. Пригнувшись, Кайдоргоф шагнул внутрь. Дверь закрылась, превратившись в еле заметный прямоугольный контур на фоне выцветших от времени досок.