Идеальную гармонию оказалось так сложно достичь. Звуки уже не мешали мне, я слышала только себя. Мир вокруг умолк навечно, но упрямо не хотел оставлять меня в покое. Возле меня появлялись какие-то люди, закрутилась бессмысленная суета. Я забыла ноты… Навязчивое присутствие белобрысого мальчишки беспокоило, ему было что-то нужно от меня. Я решила просто подождать. Все затихнет, надо только ждать. Я послушно вставала, если меня поднимали, послушно садилась, послушно открывала рот и жевала пищу, послушно позволяла себя переодеть и причесать… Потом мне надоело… Я решила их не замечать… Это ведь так просто… Их образы стали тускнеть, выцветать, искажаться… Тонкий прозрачный лед забытья делал людей вокруг меня бесплотными тенями, мечущимися по ту сторону реальности… Ледяная стена надежно укрывала меня, и я укрепляла ее, расписывая морозными узорами выплеснутых чувств и воспоминаний…

Белая тьма небытия была такой близкой, и я тщилась дотянуться до нее, тщилась избавиться от всего, что держит. Чужие прикосновения раздражали. Они возвращали ощущения фальши бренного тела, которое смеет дышать, пить, есть, испражняться… Шутовской костюм собственной плоти казался огненной темницей, что звенит жалкими бубенцами в безумной пляске жизни. Но темп танца убывал, отдавая все силы звуку, чистому, белому, высокому… Кульминация уже скоро, а там меня ждет вечная гармония… Надо просто подождать… Скоро… Близко… Вечно…

Во сне земного бытия

Звучит, скрываясь в каждом шуме,

Таинственный и тихий звук,

Лишь чуткому доступный слуху.

(Фридрих Шлегель)

Глава 16. Инквизитор Тиффано

Глава 16. Инквизитор Тиффано

Разрушения в городе были ужасны. К сожалению, не обошлось и без смертей. Тела несчастных, в основном бродяг и упрямцев, не захотевших бросить жилища с имуществом, находили в самых неожиданных местах. И каждый раз сердце болезненно сжималось при мысли, что и эту смерть можно было предотвратить, если бы я был расторопней, убедительней, умней…

Известие о том, что волна прошла, распространилось со скоростью лесного пожара. Люди начали возвращаться в город, торопясь к разрушенному жилью. Многие остались без крыши над головой в преддверии зимних холодов. Центр города почти не пострадал, а вот лачуги на побережье превратились в жалкие груды, непригодные для жизни. Дом Лидии уцелел. Я старался не думать о его хозяйке, о пугающем пустом взгляде серых глаз и безжизненной руке в моей руке.

Больше всего пострадали гавань и порт. Неосторожно оставленные корабли были вынесены на землю и превратились в щепки, причинив дополнительные разрушения на берегу. Морское сообщение восстановят нескоро, а купцы еще долго будут подсчитывать убытки от непогоды. Я тщетно пытался убедить себя, что произошедшее на маяке мне почудилось. Однако стражники с горных застав и дозорных башен прекрасно видели побережье и теперь всласть обсуждали разыгравшуюся на нем трагедию, удивляясь чуду. Потому что иначе это назвать не получалось. Мощь первого удара стихии захлебнулась в невидимой преграде и была обращена против второй волны, почти погасив ее, так что на побережье обрушилась лишь самая слабая, третья волна. Иначе от города бы ничего не осталось. О том, как старый маяк выдержал напор стихии, я старался не думать.