— Лука! — тормошил меня за плечо Рыбальски. — Сынок, вставай, пошли! Ты не поранился? Идем, идем!..
Он потащил меня следом за Кысеем, который нес Луиджию за кулисы.
Рыбальски не находил себе места, наворачивая круги под гримеркой в ожидании, когда оттуда выйдет лекарь. Кысей в сторонке о чем-то тихо шептался с Нишкой, и лишь изредка до меня долетали отдельные слова беседы. Кажется, Нишка упрекала инквизитора и корила себя, что разрешила Пихлер принять участие в выступлении. Рыжей толстушки не стало. Она исчезла на глазах у сотен зрителей. Хотя, надо признать, исчезла красиво, в последнем танце умирающего огня, рассыпавшись искрами… Алыми искрами… Я кусала губы и ревела в три ручья. Ревела от злости и усталости, даже притворяться не приходилось. Нишка повысила голос:
— Да пошел ты!.. Я сама разберусь!..
Девушка развернулась и утопала по полупустому коридору театра. Кысей тяжело вздохнул и покачал головой, глядя ей вслед, а потом подошел ко мне, потоптался рядом и привлек к себе, гладя по голове:
— Тише, Лука, не плачь, все обойдется…
— Отойдите от моего сына! — взвился Рыбальски.
— Что?
Но я уже так крепко вцепилась в инквизитора, что отодрать меня от него не смогла бы и четверка тяжеловозов гаяшимских кровей.
— Я не желаю видеть вас рядом с Лукой!.. — Джеймс вовремя осекся и поправился. — Не желаю, чтобы вы позволяли себе такие вольности с моим сыном! Мне слухи не нужны!
— Какие еще слухи? — удивился Кысей.
— Те самые! Столичные! О ваших пристрастиях! К молодым мальчикам!
Инквизитор вздрогнул всем телом и попытался отстраниться, но не тут было. Я заголосила пуще прежнего, обхватив Кысея руками вокруг туловища и с мстительным наслаждением пропитывая слезами и соплями его новенький фрак.
— Это грязные слухи, в которых нет ни капли правды! Лука, да отцепись ты от меня!
— Мой сын слишком к вам привязался, и мне это не нравится. Я благодарен вам, что вы научили его говорить…
— Что-о?
— … но дальше с ним будет заниматься профессор Бринвальц, а не какой-то недоучка-душевед! Кстати, а за что вас изгнали из сана? Вы же были инквизитором?
— Я… Меня не изгоняли, я сам подал прошение, но это никак не относится…
Тут распахнулась дверь гримерки, и оттуда вышел усталый лекарь Дудельман. У него даже усы печально обвисли и поникли. Он потянулся вытереть пот со лба тыльной стороной запястья, но Рыбальски нетерпеливо схватил его за руку.
— Что с моей девочкой? Как она?