Итак, что мне известно? Мастер Гральфильхе отбирал время у танцовщиц. Он мертв. Люба-Хриз его убила… Любохриз… Господи, какая ересь лезет в голову. Мое чудовище Любохриз… Куда делся демон часовщика? Если мои предположения верны, то безумица вобрала его в себя… Тогда что получается? Она сама у себя крадет время? Я пытался восстановить ту страшную картину жертвоприношения, которую хотел бы забыть навеки. Нет, сомнений не было. Часовщик умер, и его колдовство должно было умереть вместе с ним. Я нахмурился. А ведь часики Пихлер и часики других танцовщиц спешили… А браслет? Браслет, который часовщик сделал специально для Хриз! Она же его носила! Но больше не носит… ведь нет? Где он?

Я помнил, что велел Лу не просто переодеть вояжну, но и снять с нее все драгоценности, всю одежду, все, что могло напоминать ей о прошлом… чтобы она начала новую жизнь с чистого листа… Но вдруг Лу что-то оставила или недоглядела? Я тогда торопился выйти к свите, чтобы не вызвать лишних подозрений, поэтому просто исторг из груди безумицы символ и ушел… не проверил.

Вытье ветра осталось снаружи. Я закрыл окна и отпустил Любу.

— Раздевайся, — скомандовал я.

Она растерла запястье, алевшее от моей хватки, скривила губы и презрительно спросила:

— Что, Тиффано, сам будешь насиловать? Или дружков позовешь подсобить?

— Раздевайся, — повторил я сквозь зубы. — Не вынуждай меня применить силу.

Она зло рванула на себе ворот, и темное одеяние изломанной птицей скользнуло к ее ногам.

— Рубашку тоже. Живо. И туфли сними. Все снимай. Все, что есть.

— Пошел ты, козлина немощная, извращенец недозуженный!.. — и на меня полилась грязная подзаборная ругань.

Я шагнул к безумице, уклонился от пощечины, заломил руку за спину и через голову стащил с нее рубашку. Толкнул на кровать и снял туфли. Отодвинул носком сапога все в сторону и отпустил шипящую от ярости пленницу. Она шустро уползла в угол кровати и забралась под одеяло. Раньше безумица уже успела бы мне хорошенько врезать, а сейчас настолько ослабела, что делалось жутко, как она вообще еще двигалась. Но не время для жалости.

— Люба! Хриз! Ну хватит! Мне надо тебя осмотреть! Вылазь!..

При попытке ее вытащить, она ударила меня ночным горшком. Голова загудела. Я разозлился окончательно. Уже не церемонясь, схватил безумицу за волосы и выволок из кровати. Прижал к стене, держа за запястья, и внимательно разглядывал, пока она щелкала зубами у моего лица и грозилась откусить нос и другие части тела. Ничего. Ни серег, ни колец, ни цепочки, ни браслета. Абсолютно нагая… жуткие шрамы на животе и спине, которые так меня ужаснули, когда я увидел ее в лазарете после пыток… Но все они были старыми увечьями… А вот этот рубец на бедре… плохо заживший, свежий. Откуда он взялся?