Что-то странное почудилось в его словах, но Уолтер был слишком ошеломлен болью, чтобы думать.

Словно раскаленный свинец, она наполняла все его существо, не давая ни пошевелиться, ни отвести взгляда от тела на кровати.

Все, что осталось — пустая оболочка, окровавленные простыни.

Испорченный механизм. Разбитая чашка.

Что она видела в жизни кроме насилия и грязи? Короткую, бестолковую любовь с человеком, который не смог ее спасти?

— Убейте меня, — попросил он, снова поворачиваясь к Унфелиху, который все еще стоял рядом и наблюдал.

Он только покачал головой.

— Я — законник, не палач. Вас будут судить и если убьют — это решит судья, а не я. И сделает палач, а не я. Прощайте, герр Говард. Мне действительно жаль. Нужно было соглашаться тогда, в тюрьме.

Он развернулся. Вышел в коридор. Уолтер все еще стоял, опустив руки и оторопело смотрел на чернеющий проем. А потом вдруг разом стряхнул оцепенение и бросился к лестнице.

— Унфелих! — крикнул он сверху, глядя на несуразную фигуру, уже скрытую полумраком первого этажа.

— Да, герр Говард? — участливо откликнулся он.

— Вы распорядились меня отравить?! Чтобы я убил ее, сделал вашу работу?!

— Да. В итоге… в итоге так и вышло, верно? — спросил он.

А потом повернулся и ушел. Уолтер слушал удаляющиеся шаги и думал о том, выдержит ли его перекладина у чердака.

Потом повернулся и медленно вернулся в спальню Эльстер.

И замер на пороге.

Она все еще лежала лицом вниз, повернув голову. Только никакой раны на ее спине не было. На виске — была, а не спине — нет.

Он думал, что не в силах испытать больший ужас, чем в момент, когда осознал, что все кончилось. Но боль, пришедшая от осознания совершенного, была гораздо страшнее.

— А я с ней до казни прожил, — вдруг раздался усталый голос Джека. — Бедный, глупый, запутавшийся мальчишка. Теперь-то ты меня понимаешь?

— Джек? — прошептал Уолтер. Мир медленно гас, терял очертания, и он не хотел противиться подступающей темноте. — Джек, я ее убил… убил…