Господа выразили свою поддержку Дону Норозини и разбились на группы, обсуждая только что сказанное. Сам Анзиано переходил от одного гостя к другому, узнавая их мнение и никого не обходя вниманием. Выслушивая слова соболезнования и различные предложения, глава Миллениум погрузился в политическую игру, и Элизабет, предоставленная сама себе, прогулялась по этажу.

В какой-то момент рядом с ней появился Энрике.

— Мадонна, не желаете развлечься беседой?

— Я не искала шута, синьор, — высокомерно ответила она.

— Среди Бассо нет тех, кто желал бы стать посмешищем.

— Говорите о деле, или ищите себе другую собеседницу.

Энрике последовал совету:

— Моей семье оставляют банк, но забирают все остальное. Чтобы превзойти конкурентов, мне нужны вложения.

— Средства Миллениум? — Уточнила Элизабет.

— Или казну Броно. Курия слишком слаба и ее банк не справится с этим.

— И вы хотите прибрать к рукам средства, выделяемые на создание армии и флота? Вы подошли ко мне за этим?

— Сколько вы хотите? — Прямо спросил он.

— Вы совершенно не поняли мою позицию. Мне не нужны ваши грязные дублоны.

Оставшись ни с чем, Дон Вецци услышал усмешку Аарона:

— Так вы ничего не добьетесь.

Подслеповато прищурившись, банкир обернулся к нему.

— Ваше положение не лучше моего, если не хуже. Что вы оставите Тито? Суконную мануфактуру?

— Самшитовые плантации. Не так плохо, как у вас.

— О, это доставляет вам радость? Когда отплывает ваш корабль?

Дон Парадис бросил в Энрике злобный взгляд. Удержав резкие слова, после которых сотрудничество было бы невозможным, он заметил: