Наваждение, одержимость, болезненная необходимость.

Господи, какими сладкими были эти губы. Господи, каким жарким — поцелуй.

Я выдернул ее из-за стола, не обращая внимания на грохот свалившегося стула, приподнял и прикусил нижнюю губу, лизнул долго и медленно, наслаждаясь вкусом, смешанным с кофе и корицей, скользнул своим языком внутрь манящего рта. Я прижимал ее так крепко к себе, как только мог, чтобы не причинить боли, я играл с ее языком, пробовал и пил дыхание, чувствовал каждый изгиб сводящего с ума тела. Пробрался рукой под толстовку и слегка сжал грудь, отметив, что сосок твердый.

Я не мог оторваться, укусил в шею. Один раз, второй, еще и еще.

Она обвила меня ногами, схватила рукой за волосы, заставив поднять лицо, и уже сама набросилась на мой рот с приглушенным, каким-то отчаянным стоном. Мара потерлась о меня несколько раз, и я не выдержал. Развернулся, усадил, а затем и уложил Шелестову на ближайший столик, просунул обе руки под толстовку.

— Скажи, что в отеле никого нет, — прохрипел, покусывая подбородок. — Скажи, что сюда никто не зайдет.

— Есть, — прохныкала Мара. — Теть Роза на кухне, — она дышала тяжело, произносила слова и фразы отрывисто. — Кит с Крюгером и близнецами на улице и…

— К черту, — дернул я головой. Желание дошло до той стадии, когда соображать я уже не мог. — Это будут их проблемы.

— Вол…

Я рывком стянул с нее штаны, расстегнул свои брюки. Не было времени на игры, не было времени на ласки. Я только несколько раз провел рукой по набухшему клитору и вошел в нее. Резко. С громким шлепком, скрежетом ножек по деревянному полу, с шипением, вырвавшимся изо рта.

Мара выгнула спину, схватилась руками за края стола, закусила нижнюю губу. Закусила сильно, откинула голову, так, что стал заметен кадык, вздувшиеся жилки и вены.

Чтоб меня…

Я продолжал вколачиваться в нее, чувствуя, как внутренние мышцы обхватывают меня, чувствуя, какая она влажная и горячая, сходя с ума от каждого следующего движения все больше и больше. Я содрал толстовку, открывая грудь собственным губам и языку. Когда коснулся соска зубами, когда втянул его в рот, Мара стиснула меня ногами так, что я думал, она сломает мне ребра. На теле серебрились и блестели капли пота, губы были ярко-красными, кровавыми, потому что она то и дело прикусывала их в попытках сдержать стоны, в попытках не выдать нас с головой.

Мышцы горели, тело горело, горело все вокруг, даже дыхание было горячим, обжигающим, по телу прокатывалась болезненно-приятная, жалящая дрожь.

Я переместился ко второй груди, прокладывая дорожку из укусов и поцелуев, ощущая солоноватый вкус и нежную мягкость кожи. Как сливки, как только что взбитый крем. Потрясающе. Невозможно потрясающе.