— Да, — подтвердил он мои предположения. — Там близнецы и теть Роза. А я сильно сомневаюсь, что после записи в книгу девушка станет нормальной. Такое… ни один отель не исправит. Ни один ключ. Какой, кстати, номер?

— Пятый, — пожала плечами.

— Пятый… — протянул парень задумчиво. — Пятый…

Я не помнила каких-то особых косяков за пятым номером. Последний раз лет двадцать назад в этом номере жила Алевтина — девушка, погибшая во время семейной ссоры. Муж толкнул ее, и Аля ударилась виском о тумбочку. Умерла моментально. Непреднамеренное убийство.

Муж скончался в камере. Повесился после визита Алевтины.

Но…

Стас мог знать больше о пятом номере.

— Стас? Есть что-то, чего…

— Пятый нестабильный, — пробормотал мальчишка. — Очень нестабильный. Он как… вариативность, как случайность.

— Случайность? — переспросила. Стаса иногда непросто было понять. Непросто, но не значит, что невозможно.

— Судьба.

Мы снова свернули на какую-то тропинку, деревья немного поредели, слышался шум воды где-то слева, запахло сыростью. Руки снова покрылись мурашками, словно маленькие электрические разряды закололи затылок.

И еще один поворот, звук воды стал ближе. Мы шли к старым мосткам на другой стороне озера.

Тихо плескалась вода, продолжала пружинить под ногами земля, только уже сильнее, водная гладь отражала лучи солнца и рябила от легкого ветра, а в пяти метрах от меня, на тех самых старых, почерневших от времени и воды, полусгнивших мостках сидела она — неправильная душа.

Я зажала рот ладонями, чтобы сдержать то ли крик, то ли хрип, за спиной распахнулись крылья.

Она была ужасна. По-настоящему ужасна. Вызывала почти паническое желание развернуться и уйти, забыть о том, что я видела.

Стас правильно сказал: ее как будто не было, словно от тела отгрызли целые куски.

Она была как туман, и, если слегка повернуть голову, под лучами утреннего яркого солнца стала бы почти невидимой. Вот только туман багряным не бывает. Ржаво-багряным, как старые детские качели во дворе хрущевки.

Девушка просто сидела, повернув голову к воде.

Правая рука… ампутирована сантиметров на десять выше локтя, скорее просто оторвана, и кровь… кровь, которой уже нет, все равно продолжает течь. Неровной тонкой струйкой. Она видна в застывшем воздухе, но на землю не попадает, не пачкает, растворяется почти незаметно.