На полу мы сидим долго, будущая верховная не плачет, но все так же шумно дышит, и заговорить я решаюсь только, когда дыхание становится тише, почти обычным.

- Даш, я не знаю, насколько все плохо, понимаешь? Аарон сейчас там же, куда тебя затащил северный ковен. Проблема в том… что он весь там.

- Это плохо? – едва слышно спрашивает девчонка.

- И да, и нет, - вздыхаю. – Да, потому что тут не осталось тела, в которое он бы хотел вернуться, которое связывало бы его, удерживало. Нет, потому что… с телом он сильнее. Я была в баре, Даш, и он почти не изменился, понимаешь? На доме защита тоже еще стоит, на тебе.

- Ты можешь что-то сделать?

- Я попробую, но мне нужна помощь. Твоя и всего северного ковена.

- Вас не было два дня, Эли… - бормочет мелкая мне в шею, стискивая еще крепче. В голосе страх и что-то, отдаленно напоминающее упрек. Оба чувства знакомы до боли и рези в груди.

- Меня вырубили, - цежу сквозь зубы. – Но с этим я потом разберусь. Ты плохо выглядишь, Даш. Спала хоть немного?

- Ты себя-то видела? – дергается самая-крутая-девчонка недовольно. – Нет. Почти не спала, - добавляет уже тише. И я кладу подбородок на темную макушку, собираюсь с духом, чтобы сказать, что не знаю, смогу ли вытащить Зарецкого. Но слова застревают иголками в горле, и с губ срывается тихий писк. Я ненавижу себя за эту слабость и боюсь ее.

- Нам надо отдохнуть, - бормочу вместо этого в итоге, – поспать. А потом все обсудим, хорошо? Данеш с Мизуки пока все подготовят.

- Что подготовят?

- Соберут северный, объяснят, что нужно делать, разберутся с сигилами и рунами.

- Сигилами? – она поднимает голову, смотрит на меня, надежда на дне темных глаз рвет на куски. Кромсает, как по живому.

- Ага, надо немного помочь Зарецкому и «Безнадеге», - улыбнуться не выходит. И я поднимаюсь, заставляя Дашку встать, отправляю ее наверх спать вместе с притихшим на руках котом, а сама ползу на кухню.

- Ты же понимаешь, что, скорее всего, Аарона разорвало в бреши, - не дает мне и рта раскрыть Данеш, Мизуки втягивает голову в плечи, готовясь к вспышке моего гнева. – Зачем ты ее обнадеживаешь?

Если бы не усталость, я бы врезала ведьме так, чтобы ее фарфоровые зубы остались на полу. Но… я правда устала, и мне все еще плохо.

- Потому что «скорее всего» не означает, что это действительно так, - пожимаю плечами. – И я собираюсь выяснить это наверняка, к тому же «Безнадега»…

- Держится на том, что еще осталось, - ударяет ведьма тростью об пол, сверкает на меня блеклыми глазами. Я не понимаю, с какой целью она мне это все говорит, не понимаю, почему так упряма.