Меня поразил ее голос. Хриплый, грубоватый, низкий, почти мужской. Словно она когда-то его сорвала или же много курила. Впрочем, говорят мужчинам нравятся такие бархатные голоса, будто бы севшие от страсти.
Она провела меня в светлую — стены были выбелены, просторную комнату, в которой не было ничего, кроме большого, крепкого стола. Только одинокая занавеска трепетала от сквозняка открытой створки окна.
— Раздевайся, я сейчас вернусь, — бросила мне ведьма и также резко развернулась, чтобы покинуть комнату.
Я сняла полушубок, стянула шапку, однако положить их на стол не рискнула. Так и стояла, держа их в руках, пока не вернулась хозяйка.
Она зашла со снежно-белой простыней в руках, которой застелила стол. Забрала одежду у меня из рук и вновь бросила через плечо, почему-то не глядя на меня:
— Снимай полностью все: платье, белье, серьги, кольца, чтоб ничего не осталось на тебе. Ни ниточки, ни колечка, ни заколки.
Да, я была в замешательстве, да, мне не хотелось тут же ее послушаться, но я все же доверяла Джетмиру, а она явно верил своей подруге.
В комнате было не то что прохладно, учитывая что окно было приоткрыто, — пар изо рта шел. Именно поэтому раздевалась я неторопливо, морщилась и до последнего не снимала белье.
Из-за нервного напряжения меня тянуло рассмеяться. И в голову лезли всякие дурные мысли. Например, я сейчас разденусь, а тут вернется мастер и они выскочат вместе с ведьмой с криком: «Разыграли!». И это я себя уверяла, что верю им…
В комнату зашла одна Хильна. Ее внешний вид тоже поменялся: на ней осталась лишь рубашка до колен, напоминавшая нижнюю, но вряд ли она была таковой. Ткань выглядела слишком грубой, скорее всего домотканая из небеленого холста. По подолу были вышиты знаки, которые, судя по тем крупицам информации, что я все же нашла про морских ведьм, назывались «ларды». Эти символы могли быть защитными, целительными, укрепляющими, но в основном их смысл был потянет только самим ведьмам.
Ступая босыми ступнями по ледяному полу она даже не морщилась. Лишь приподняла бровь — одним этим жестом указывая мне, что недовольна моей медлительностью.
Все мои вещи она вновь вынесла за пределы комнаты.
— Ложись на стол, — сухо приказала Хильна. Но все же добавила с улыбкой: — Не бойся, есть или насиловать не буду.
Я посмотрела ей в глаза и тут же поняла, что в ней было не так — зрачки. Они, оказывается, были не черными, а темно-фиолетовыми, да еще и как будто переливались, чуть искрясь.
И все же я решилась произнести:
— Вы ничего у меня не спросили. Вам достаточно слов эда Йеннера?