Светлый фон

— Отчего же в этой больнице находились те, кто бежал с Адмиралтейской? — по- прежнему спокойно поинтересовался Лесков. То, что этот человек позволил себе разговаривать с ним в таком тоне, чертовски взбесило Дмитрия, но виду он решил не подавать. Таких людей, как Борис Степанович, отсутствие реакции раздражает гораздо больше, чем встречные эмоции.

Заметив легкое замешательство собеседника, Лесков продолжил:

— Может, я вас неверно понимаю, но… Судя по вашей логике, все жители должны были остаться на атакованной «костяными» станции и спасать друг друга. Так сказать, героически принять удар на себя. И плевать, что полягут все — главное, чтобы другие не осудили.

— Да что ты несешь! Ваши солдаты ценой своей жизни защищали женщин, детей и стариков. Они старались увести хоть кого-нибудь!

— Верно. Но только не обреченных. Когда нет оружия, невозможно вырвать у ящера его жертву. Можно только умереть рядом. Впрочем, если вы не верите мне, вы всегда можете на досуге прогуляться на поверхность и познакомиться с этими существами лично.

— Ермаков не был обречен! Американец прикрылся им, как щитом. Должны были напасть на него, а он исчез, трус проклятый!

— Этот, как вы выразились, трус увел за собой несколько сотен «костяных», приманивая их на собственную кровь. И, если вы так хорошо осведомлены о происходящем, то должны знать, что он был против сопровождающего. Скажу даже больше: я тоже считаю, что Ермаков поехал с ним напрасно. Быть может, если бы он послушался Фостера, то был бы сейчас жив.

Какое-то время Борис Степанович молчал. Он не знал всех подробностей случившегося, поэтому слова Дмитрия все же произвели на него эффект. Взгляд мужчины переместился на Эрика. В этот момент американец показался ему совсем мальчишкой, сопляком, который влез в игру сильным мира сего и стал их марионеткой. Затем врач заметил зеленые полосы чешуи на запястьях парня, словно он пытался покончить собой, вскрыв себе вены. Хотя, если верить Лескову, таким образом он пытался приманить к себе «костяных». К себе, а не к Кириллу Матвеевичу.

— Черт с вами, — наконец произнес Борис Степанович, и, махнув рукой, направился прочь из палаты. Санитары проводили его взглядом с нескрываемой досадой, после чего удалились следом.

Оставшись наедине со спящим, Дмитрий опустился на стул и устало потер глаза. В этот момент он почувствовал, как усталость обрушивается на него, словно высоченный небоскреб. Мужчина даже не знал, чего ему сейчас больше хочется: пить, есть, спать или помыться. Но вместо этого Лесков остался «прикованным» к человеку, который большую часть их знакомства пытался его подставить или убить.