Добравшись до госпиталя, Дмитрий распорядился, чтобы Эрика разместили на том же этаже, что и остальных сегодняшних раненых, то бишь выделили ему отдельную палату. Санитары скривились, но все-таки выполнили указание. В конце концов, Лесков входил в совет Спасской, а это означало, что его приказы все еще имели какой-то вес.

Но уже через несколько минут в палату к Фостеру вошел главврач госпиталя и металлическим тоном приказал «убрать эту дрянь из его больницы». Санитары с усмешкой переглянулись, заметив, как меняется лицо Дмитрия. Из-за своего принципиального характера Борис Степанович был широко известен не только на территории Спасской. Недоброжелатели называли его упрямым и конфликтным, но профессионализм этого человека заметно перевешивал все его недостатки, поэтому с ним приходилось считаться. Борис Степанович не боялся оспаривать даже решения совета, если они казались ему нелепыми. В его госпитале царили свои порядки, изменять которые имел право только он сам.

— А как же хваленая клятва Гиппократа? — нарочито спокойно поинтересовался Лесков, тем не менее на всякий случай преграждая санитарам путь.

— Клятва Гиппократа распространяется на людей, — прогремел Борис Степанович.

— А это — нелюдь, и нечего марать об него наши простыни.

— Нелюдь — потому что полукровка? — мягко спросил Дмитрий.

— Потому что мразь!

— Позвольте вам напомнить, Борис Степанович, что я вхожу в совет этой станции, и если вас что-то не устраивает, подайте свою жалобу в письменном виде — мы рассмотрим ее на общем собрании. А пока извольте выполнять то, что от вас требуется. Или хотя бы не мешайте это делать другим.

— Да что ты говоришь, парень? — Борис Степанович скрестил руки на груди, всем своим видом давая понять, что проще разбить кулаком скалу, нежели переубедить этого врача. Чем-то он и впрямь походил на скалу: рослый, плечистый, крепкий. Такой человек скорее должен был колотить грушу в боксерских перчатках, но никак не проводить сложнейшие хирургические операции.

Он навис над Дмитрием, мрачно глядя на него с высоты своего роста.

— Позволь-ка тебе напомнить…, - мужчина нарочно выделил интонацией слово «тебе». — Хотя ты, может, этого не знаешь, но я тебя просвещу: здесь влияние совета заканчивается. Занимайтесь войной, политикой, да чем хотите, главное, не лезьте в это здание! На этой территории решаю я. Не хотите считаться с моим мнением, лечитесь где-нибудь в другом месте. А ты, салага, лучше держи язык за зубами. Вот когда тебе исполнится полтинник, тогда и будешь разговаривать со мной на равных, а пока беги к Волкову и прихвати с собой эту падаль. В последний раз повторяю: в моей больнице этот находиться не будет!