фотографии стен в общественных туалетах, покрытых неумелыми рисунками и густо исписанных

всякими выдумками, копии чересчур подробных анонимных писем. Кабал закашлялся и убрал

предметы обратно в банку.

— Людям такое нравится, ты сам говорил.

— До того, как я увидел вот это. Я сомневаюсь.

— Нет времени сомневаться, — сказал Йоханнес, высыпал содержимое банки на пол и в тот же

миг призвал Лейлу.

Кабал вскоре обнаружил, что Лейла — во всех смыслах звезда ярмарки и часто прибегал к её

помощи для достижения лучших результатов. Но находиться рядом с ней он не любил. Она

определённым образом воздействовала на него, а он не хотел поддаваться влиянию столь низкого

уровня.

Ибо Лейла была наилучшим примером, физическим воплощением преступного эротизма: духа

подглядывания, того чувства, когда смотришь украдкой вверх, проходя под стремянкой в библиотеке,

заляпанных открыток, подавленных желаний, дурманящей безвкусицы, запретного возбуждения. На

всём этом в отдельности были сделаны состояния. Собранное в одном теле, нарисованном тысячей

миллионов пылких фантазий и увенчанное лицом, которое пришлось бы по вкусу большинству

мужчин, да и многим женщинам, это производило без преувеличения сногсшибательный эффект.

Мужчины приходили к ней, обнаруживая позднее, что их кое-чего лишили. Лишили достоинства.

Самоуважения. В её присутствии сложная дорожная карта среднего интеллекта упрощалась до шоссе

с односторонним движением без съездов и поворотов. Всё становилось до опасного просто.