— Вы можете представить её в постели батрака?

Сбитый с толку неожиданным вопросом, Киаран пробормотал:

— Нет, ваше величество. Не могу.

— И я не могу. — Рэн сделал глубокий вдох и с силой вытолкнул воздух из лёгких. — Отправьте своих людей в холостяцкий угол, где она работала. Скоро закончится уборка урожая, батраки разбредутся. Найти виновного будет затруднительно.

Брови Киарана поползли на лоб. Рэн решил, что в холостяцком доме Янара подверглась насилию? Как, должно быть, он страдает, рисуя в воображении гнусные картины, и ненавидит всё, что напоминает ему об унижении любимой женщины. Рэн ненавидит её ребёнка!

Киаран чуть не возмутился: «Что вы такое придумали? Бертол ваш сын!» Но промолчал. А вдруг Лейза и правда сочинила невероятную историю? Но зачем?..

— Выяснить, кто это сделал, и привезти к вам?

— Выяснить? Чтобы её имя полоскали все, кому не лень? — Рэн стиснул кулаки. — Только не это! Пусть ваши люди сожгут лачугу вместе с батраками.

Немного погодя двое Выродков покинули столицу и понеслись по тракту, распугивая путников звоном бронзовых кольчуг и щёлканьем плёток.

Остаток дня Киаран провёл в своих покоях, шелестом документов силясь заглушить звучащий в голове голос безумца, назвавшего себя белым дьяволом: «То, что произойдёт, будет наименьшей бедой». Рождение (оживление?) Бертола стало той самой наименьшей бедой. Оно столкнуло с горы Злого Рока камень, который слепо давит всех, кто встречается ему на пути. Знать бы, кому ещё этот камень переломает кости и когда остановится.

Желая восстановить душевное равновесие, Киаран выехал из Фамальского замка и, опустив поводья, позволил коню самому выбирать дорогу.

Город быстро оправился после Кровавой ночи и задышал свободнее после отъезда Святейшего отца. С улиц исчезли монахи и священнослужители, зато появились трубадуры, кукольники, канатные плясуны и прочая весёлая братия. Тут и там сновали подмастерья, водовозы, крестьяне… Важно вышагивали местные щёголи, взявшие за привычку носить две шляпы: одну на голове, вторую за спиной. Толкаясь возле купеческих лавок, горожанки обсуждали ткани и украшения. И только шлюхи прятались за зашторенными окнами: указом короля им запрещалось зазывать клиентов в светлое время суток.

Киаран скользил отрешённым взглядом по домам, сложенным из камня и брёвен. Цокот копыт сливался с гулом голосов. Ветер доносил из-за городской стены ароматы осени и терял их среди запахов подгоревшей еды, нечистой одежды и нагретой за день булыжной мостовой. Воздух быстро серел: на город опускались сумерки.