Рэн кивнул Киарану и продолжил путь, огибая палатки и шатры. К нему присоединялись придворные, лорды и столичные сановники, успевшие проведать своих подопечных и фаворитов. Обсуждая выступление Гилана, толпа двинулась мимо костров, над которыми на вертелах шипели туши телят и баранов. Поодаль виночерпии откупоривали бочки и разливали вино по кувшинам.

За сколоченными из досок столами вовсю пировали участники турнира — те, кто покинул ристалище без единой царапины или отделался лёгким ранением, кто получил выкуп либо распрощался с кругленькой суммой. Компанию им составляли эсквайры и личные свиты. Люди потеснились, освобождая места для вновь прибывших. Рэн поднялся на возвышение и расположился за отдельным столом.

Трубадуры распевали песни. Музыканты исполняли зажигательные мелодии. Лорды поднимали тосты за здоровье королевы, принца и принцессы. Отмахиваясь от дыма факелов, дворяне и воины рвали зубами мясо, обильно запивали элем и вином, не переставая при этом хохотать во всё горло и тискать девок. Особенно шумно вели себя вольные рыцари. Сегодня они трапезничали за счёт казны, а завтра пойдут в трактиры сорить деньгами. Крепко сбитые ребята из обнищавших дворянских семей жили по принципу: «Легко нажито, легко прожито», веселились так же безудержно, как и сражались. Их идеалом был вольный человек: вольный не только убивать в бою, но и проматывать приобретённое. В этом заключалась их истинная свобода.

Рэн нашёл взглядом сэра Зирту. Взлохмаченный, раскрасневшийся, он присосался к груди шлюхи как пиявка, а она млела, сидя у него на коленях. Зирта обманом вырвал у Ардия победу в поединке, но предъявить ему обвинение не получится. Ритуал сдачи не был доведён до конца, хотя нарушение кодекса чести налицо. И такой человек — подлый, низкий, мерзкий — носит рыцарские доспехи.

Ряды пирующих пополнились воинами из «зелёного» отряда. Значит, делёж выкупов и наград закончился.

Увидев шагающего по проходу Киарана, Рэн подозвал его жестом:

— Садитесь рядом, лорд Айвиль.

— Простите, ваше величество, не могу. Я пришёл сказать, что мы с Гиланом едем в замок.

— Ему стало хуже?

— Ну конечно. Он хорохорился в запале, сейчас остыл. — Киаран тяжело вздохнул. — Упёртый мальчишка. Еле уговорил его сесть в карету.

Рэн встал из-за стола и спустился с возвышения.

— Вы не останетесь? — удивился лорд Айвиль.

— От шума голова уже раскалывается. Пойду посмотрю, как там сэр Ардий.

Вернувшись в Фамальский замок, Рэн смыл пот, сменил одежду и прошёл в женскую башню. При виде короля мать Болха и кормилицы покинули детскую. Поставив стул между колыбелями, Рэн сел и осторожно, чтобы не разбудить малюток, положил ладони на одеяльца. Ножки Игдалины были слегка согнуты. Ноги Дирмута — прямые, безжизненные. Дети дышали тихо, и Рэн наклонял голову то к дочери, то к сыну, чтобы услышать их. Повернулся к Дирмуту, сложил руки на боковой раме, обшитой бархатом, и уткнулся в них лбом. Его первенец никогда не проедет по турнирному полю на боевом коне. Его место в инвалидной тележке сбоку от трона. Его судьба — наблюдать, как публика рукоплещет кому-то другому. Что в такие минуты он будет испытывать? Горечь? Досаду? Злость на себя за то, что выжил?